"Юкио Мисима. Маркиза де Сад (Пьеса в трех действиях)" - читать интересную книгу автора

труп, положили его на выломанную створку двери и с плачем и стенаниями
понесли по улицам. Графиня превратилась в Невинную Жертву, в Народную
Богиню. Какой-то рифмоплет - такие есть в каждом квартале - тут же сочинил
песню "Прекрасная шлюха", и все стали петь ее хором. Ни один человек в толпе
и не подозревал, кого они несут. В сиянии утреннего солнца мадам де Сан-Фон
была похожа на ощипанную курицу. Ее набеленное лицо, покрытое пятнами крови
и синяками, впоследствии превратилось в красно-бело-синее знамя революции.
Когда же белила потекли под горячими лучами солнца, люди, пораженные,
увидели, как на их глазах лицо молодой женщины превращается в морщинистую
физиономию старухи. Впрочем, она так и осталась для них Прекрасной Шлюхой.
Никого не смутили даже дряблые ляжки, просвечивавшие сквозь разодранное
платье. Труп протащили по всем улицам, а потом процессия направилась к морю.
Графиню опустили в волны Средиземного моря, синего от старости, черпающего
силы в одной только смерти... Ну то, что именно с этих событий началась
революция, вам известно.

Пауза. Шарлотта тихо уходит.

РЕНЕ. Так ты едешь в Венецию, к этому мертвому морю?
АННА (вздрогнув). Не говори так. Мы едем туда, чтобы жить, а не
умирать.
РЕНЕ. Как тебе хочется жить. Как ты всегда ради этого хлопочешь. И
такою ты была всегда. А на самом деле жизнь в тебя всякий раз вдыхает кто-то
другой. Ну конечно, с тем путешествием в Венецию ничего общего нет. Ты ведь
не ведаешь, что такое память, обрывки твоей жизни не связаны между собой ни
единой нитью.
АННА. Ты хочешь, чтобы я все помнила? Не беспокойся, когда нужно,
воспоминания к моим услугам. Только жить они мне не мешают. И знаешь, Рене,
это у тебя нет воспоминаний. Ты всю жизнь, каждый день с раннего утра и до
ночи, сидела уткнувшись лицом в белую стену. Если так долго всматриваться в
недвижную белую стену, начнешь различать на ней и темные пятна, похожие на
засохшую кровь, и дождевые потоки, напоминающие следы слез.
РЕНЕ. Это верно, что я смотрела в одну точку. Только не в стену, а в
стоячую воду омута - самого глубокого, какой только может быть. Вот моя
доля.
АННА. Поэтому тебе и вспомнить нечего. Всегда - одно и то же.
РЕНЕ. Мои воспоминания подобны мухе, застывшей в янтаре. Это не блики,
скользящие по вечно изменчивой водной ряби, как у тебя... Ты правильно
сказала. Тебе воспоминания жить не мешают. А мне мешают. Всегда.
АННА. И еще как. К тому же вызывают муки ревности. Вот смотришь ты на
мое лицо и читаешь в нем два воспоминания, особенно тебе ненавистные.
Воспоминания о том, чего у тебя не было никогда: о Венеции и о счастье.
РЕНЕ. Венеция и счастье... Да, две эти мухи в янтарь не замуруешь. Я
никогда не желала ни того ни другого.
АННА. Это ты теперь так говоришь.
РЕНЕ. Нет. Сейчас я знаю, чего я желала. В юности, кажется, я и в самом
деле мечтала о том же, что и ты... О Венеции и о счастье... Но мухи,
застывшие в моем янтаре, не имеют ничего общего ни с Венецией, ни со
счастьем, - они страшны, несказанно, невыразимо страшны. Я не мечтала о
таком в юности, даже представить не могла.