"Юкио Мисима. Маркиза де Сад (Пьеса в трех действиях)" - читать интересную книгу автора

Ваши полные бедра, ваша высокая грудь, не увядшая, несмотря на возраст, -
вот они, когти и клыки. Все ваше тело до кончиков ногтей покрыто острыми
шипами добродетели. Каждого, кто приблизится к вам, вы пронзаете этими
шипами, подминаете под себя, душите!
Г-ЖА ДЕ МОНТРиЙ. Не забывай: эта самая грудь вскормила тебя!
РЕНЕ. Помню. Во мне течет ваша кровь, и тело мое устроено точно так же.
Но груди мои из другого материала - они не скованы обетами и корсетом
благонравия и общественных устоев. Батюшка, должно быть, обожал вашу грудь -
ведь для такой четы благонравие было важнее, чем любовь.
Г-ЖА ДЕ МОНТРиЙ. Не смей говорить гадости об отце!
РЕНЕ. Ах, я покусилась на ваши драгоценные воспоминания: как приятно
думать, что и в постели с собственным мужем продолжаешь оставаться членом
общества. Вместо того чтобы говорить о любви, вы, верно, восхищались
собственной безупречностью. И были вполне довольны, да? А ведь в вас,
матушка, была замочная скважина к той двери, что ведет к блаженству, а у
него был ключ. Стоило только повернуть ключ в замке!
Г-ЖА ДЕ МОНТРиЙ. Боже, какая мерзость!
РЕНЕ. Увы, ключ не подходил к замку. А вы еще и посмеивались: "Я не
желаю быть этим изогнутым ржавым ключом. А я не желаю быть какой-то
скважиной, жалостно скрипящей при повороте ключа". Вы всем телом - грудью,
животом, бедрами, - как осьминог щупальцами, прилепились к
благопристойности. Добродетель, благонравие и приличия вы клали с собой в
постель, да еще урчали при этом от удовольствия. Как звери! А ко всему хоть
чуть-чуть выходящему за рамки устоев вы испытывали ненависть и презрение,
они стали для вас чем-то вроде обязательного и полезного для здоровья
трехразового питания. Все у вас было именно там, где надлежит: и спальня, и
гостиная, и ванная, и кухня. А вы расхаживали по своему чинному владению и
рассуждали о добром имени, порядочности, репутации. И даже во сне не
приходило вам в голову открыть ключом ту дверь, за которой - бескрайнее,
усыпанное звездами небо.
Г-ЖА ДЕ МОНТРиЙ. Это верно. Открыть дверь в преисподнюю нам и в самом
деле в голову не приходило.
РЕНЕ. Поразительная способность - презирать то, чего не можешь даже
вообразить. Это презрение висит над всеми вами огромной сетью, а вы
почиваете в нем, словно в гамаке, и наслаждаетесь послеобеденным сном. Ваши
груди, животы, бедра незаметно для вас самих обретают твердость меди, а вы
знай полируете металлическую свою поверхность, чтобы она сияла. Такие, как
вы, говорят: роза прекрасна, змея отвратительна. И вам неведомо, что роза и
змея - нежнейшие друзья, по ночам они принимают облик друг друга: щеки змеи
отливают пурпуром, а роза посверкивает чешуей. Увидев кролика, вы
восклицаете: "Какой милый!" А увидев льва: "Какой страшный!" Откуда вам
знать, что ночью, когда бушует буря, кролик со львом сливаются в любовных
объятиях и кровь одного смешивается с кровью другого. Что известно вам об
этих ночах, когда святое становится низменным, а низменное - святым? Ваши
медные мозги отравлены ненавистью и презрением, вы отдадите все, только бы
таких ночей вообще не было. Но знайте: если их не будет, даже вам, вам всем,
придется распроститься со спокойными сновидениями.
Г-ЖА ДЕ МОНТРиЙ. "Вам всем"? Это ты родной матери так говоришь? Мать
никто не заменит!
РЕНЕ. Как же, "не заменит". Вы ведь сами страшно гордитесь, что вы