"Юкио Мисима. Маркиза де Сад (Пьеса в трех действиях)" - читать интересную книгу автора

крокодиловы слезы, пишет жалостные письма, уверяет тебя в любви и клянется в
верности. Но стоит ему выйти на свободу, и все начнется сызнова. Ты же не
слепая!.. Откажись от него. Это единственный путь к твоему счастью.
РЕНЕ (без выражения). К моему счастью...
Г-ЖА ДЕ МОНТРиЙ. Забудь его.
РЕНЕ. Это невозможно.
Г-ЖА ДЕ МОНТРиЙ. О Боже, почему?!.. И как ты могла, ты, дочь судьи,
устроить преступнику побег из тюрьмы?
РЕНЕ. О-о, то было блаженное время! Никогда еще я не чувствовала, что
моя душа настолько слита с душой томящегося в темнице Альфонса... Бессчетное
количество раз подавала я прошения о помиловании - и все тщетно. Я сидела
ночи напролет в пустом замке и думала только об одном - как устроить побег.
И посоветоваться было не с кем, я - совсем одна! Это походило на шахматную
партию: я двигала фигуры слоновой кости, пробуя комбинации одну за другой. И
наконец слоновая кость наполнилась пламенем, стала краснее коралла - план
был составлен! Разрабатывая детали, я чувствовала биение сердца Альфонса -
где-то совсем рядом. И я поняла. Когда Альфонс замышлял новое бесчинство,
стремясь в своих исследованиях порока как можно ближе подобраться к
недостижимому, он испытывал нечто подобное. Нет, не нечто подобное, а именно
то же! Не было в мире человека более одинокого, чем он, когда в его голове -
втайне от всех - составлялся план очередного преступления. Это куда страшнее
огня неразделенной любви - ведь надежды на взаимность нет, лишь стремление
любыми средствами дорваться до неосуществимой мечты, воплотить ее на земле,
в определенной точке времени и пространства. И заранее известно наверняка -
в последний момент добыча ускользнет из рук... Я ощущала совершенно то же.
Понимала - даже увенчайся затея успехом, меня ждет лишь опустошенность.
Втайне строила я свои планы и знала, что они бессмысленнее, чем самая
безнадежная из неразделенных любо-вей... Нет, на признательность Альфонса я
не рассчитывала.
Г-ЖА ДЕ МОНТРиЙ. Конечно, на что может рассчитывать человек, таящийся
от всех? Ничего удивительного. Каждый, кто разрывает сети праведности и
законности, остается один-одинешенек. Так всегда говорил твой отец.
Несчастный, ему и в голову не могло прийти, что такая участь ожидает его
собственную дочь.
РЕНЕ. Между мной и Альфонсом установилась невидимая связь, разорвать
которую было не под силу никому из смертных. Мы были связаны крепче, чем в
минуты самых страстных объятий.
Г-ЖА ДЕ МОНТРиЙ. Неужели ты станешь меня убеждать, что причина твоего
упрямства - любовь? Это выше моего разумения! Какая любовь - ведь он-то тебя
не любит, ты губишь жизнь из-за пустой химеры! (Язвительно.) Рене, уж будем
говорить начистоту: ведь твой муж - он даже и не человек вовсе.
РЕНЕ. Но все равно он - мой муж.
Г-ЖА ДЕ МОНТРиЙ. Ага, о любви разговора уже нет, теперь твое убежище -
супружеская добродетель.
РЕНЕ. И научили меня ей вы, матушка.
Г-ЖА ДЕ МОНТРиЙ. Довольно странная, беспутная она какая-то, эта твоя
добродетель. Отчего, интересно? Я давно заметила: любые, самые
белоснежно-благородные слова, когда речь заходит об Альфонсе, становятся
чернее угля. Чернее китайского лака!
РЕНЕ. И моя любовь?