"Аб Мише. У черного моря (Полудокументальное повествование) " - читать интересную книгу автора

служила столовой, здесь собрались остатки мебели эпохи процветания
Брауншвейгского семейства, прежде всего стол, массивный, с квадратной
раздвижной столешницей, с резными пузатыми опорами, связанными понизу
толстенной крестовиной, - они, кажется, несбиваемо утвердились на полу, и
дед, обедая, как описано выше, возвышался за столом так же незыблемо -
ностальгический сколок славного прошлого. Вокруг стола к стенам жались
пухлый диван под чехлом, прикрывающим потертости кожи, тумбочка с дешевыми,
в мягких обложках, Львом Толстым и Джеком Лондоном, настенные часы с боем, с
бесшумными отмахами фальшиво-золотого маятника за стеклом, с тонкими
вычурно-ажурными стрелками и циферблатом, по которому дед учил Шимека
узнавать время, а заодно и римским цифрам, и буфет - могучее германское
сочинение из мореного дуба, весь в узорчато застекленных дверцах, ящиках,
полочках на фигурных стойках, с мраморной столешницей, на которой
бабушкиными заботами все лето стояло блюдо с фруктами; буфет увенчивался
карнизом, тевтонски мощным шедевром резьбы, где в разлете листьев вспухали
изобильные грозди винограда.
Этот карниз от какого-то ничтожного встряса рухнул на голову Шимека,
потянувшегося к блюду за грушей.
Дома была только бабушка, да и не рядом, а на кухне. Обомлев от удара,
воспринятого в первый миг без боли, Шимек успел удивленно глянуть вверх, но
тут же из рассеченной головы хлынула кровь, заливая лицо, ослепляя; Шимек с
ревом рванулся в кухню, там бабушка, ахнув, с ходу ткнула его головой в
рукомойник под струю воды, пытаясь одолеть поток крови и разглядеть рану;
Шимек вопил, захлебываясь водослезокровепадом, набежала соседка - дуэт
причитаний, бабушка, так и не найдя раны под навалом крови, бесхитростным
махом опорожнила бутылку с зеленкой на голову Шимека, кое-как обвила ее
полотенцем и в таком виде, зеленым, алкогольно-опухшим, в белой чалме
приволокла Шимека в поликлинику; слава Богу, рядом.
Шимеку запомнились белизна стен и халатов, стул, на котором он сидел,
переброска словами врача и медсестры над его головой, боль, бабушка в
стороне. Когда их отпустили домой, Шимек очень гордился тем, что ему
"наложили кнопки", и головой, забинтованной, как у военного героя, и
похвалой доктора: "Молодец, шесть лет, а почти не плакал... Теперь можешь
требовать мороженое".
Шимеку и вправду полагался холод. Он лежал дома сколько-то времени со
льдом в круглой резиновой грелке на голове, ему покупали мороженое,
деликатес в картонных стаканчиках, взрослая порция - сто грамм, полный
стаканчик; да еще мама как-то принесла роскошный голубой корабль, уйма пушек
и мачт, с капитанским мостиком, со всеми мореходными подробностями вплоть до
спасательных кругов и якорей, модель крейсера, а то и линкора, - Шимек лежал
счастливый в кровати рядом с кораблем, выскребывал деревянной плоской
палочкой ванильную мороженую сладость, и облизывал палочку, и облизывался -
наслаждался болезнью.
Она и деда заставила приоткрыться, он носил Шимеку мороженое, а когда
доктор разрешил гулять, выводил внука на аллеи бульвара, опять-таки кормил
мороженым (доктор велел!), объяснял разные житейские подробности, например,
почему нельзя показывать собаке свой страх или для чего деревьям листья.
Иногда дед усаживался на скамейку с газетой или рядом с кем-нибудь,
завязывался типичный разговор о политике, погоде и вундеркиндах - Шимек тем
временем тешился общением с другими детьми, купался в их уважении к его