"Григорий Мирошниченко. Азов " - читать интересную книгу автора

иконописец чем-то напоминает святого угодника.
"Вот-те и мужичишка!" - сказал про себя атаман и быстро зашагал к
царским приказам.
Дойдя до приказов, Старой открыл двери Казенного двора. Там сидел
казначей с двумя шустрыми дьяками. За спиной у них, под железной решеткой,
хранилась царская казна: сосуды золотые, серебряные, полотна, парча, штоф,
шелк, атлас, меха. Отсюда великий государь жаловал всех платьем, дарил
знатных людей дорогими шубами. Отсюда же царь выдавал казакам жалованье;
жаловал сукном, камкой, тафтой на платье, сафьяном на сапоги, соболями на
шапки.
На казенном дворе столпились дьяки, подьячие разных приказов. Дьяки
пришли сюда за жалованьем. Тут были дьяки и подьячие с Конюшенного приказа,
Разрядного, Стрелецкого, Пушкарского, Посольского, Поместного и других.
Словно мухи на мед, слетелись в Казенный двор. Галдели. Спорили.
- Конюшенный приказ - важный приказ, - сказал высокий дьяк, - недаром
же оным приказом еще при царе Федоре Иоанновиче ведал боярин Борис Годунов,
а был он ближний боярин, наместник царств Казанского и Астраханского,
доходов было тысяч сто рублев и рать он мог снарядить из своих крестьян в
сто тысяч; королева аглицкая Елизавета называла Бориса "любительным братом",
лордом-протектором!
- Посольский приказ важнее, - гнусаво заметил подьячий, стоявший у
стола.
- Зато ж били ноне из вашего приказа смертным боем Гришку Нечаева.
- Вертел дьяк делами, а ноне гремит кандалами. В тюрьму впихнули, -
сказал третий. - Да зря пытали.
- За перстень ноздри вырвали. Да, говорят, перстень тот дали донские
казаки.
Атамана Старого сразу в жар бросило. Он хотел было тут же повернуться и
выйти из Казенного двора, но его заметили. - А ты почто пришел, человече? -
обернулся к атаману, гремя ключами, дворовый казначей.
- Пришел затем, чтобы знать, не давано ли нам, атаману да казакам
донским, царского жалованья? - ответил Алешка.
- Легкой донской станице?
- Ну да!
Дьяки зашушукались, потом умолкли.
- Указа такого нету! Царь не велел вам давать ничего, ни денег, ни
питья, - возвыся голос, сказал казначей. - Вот, чти другой указ!
У атамана руки задрожали. Он взял бумагу и стал читать.
"...Память Ивану Ивановичу Баклановскому, да дьякам Семену Дохтурову,
да Григорию Протопопову. Велети... - читал он и почти ничего не видел,-
велети не давать государева жалованья донскому атаману Алешке Старому да
казакам: Левке Карпову, Терентию Мещерякову, Степану Васильеву, Федору
Григорьеву, Тимофею Яковлеву, Ивану Омельянову, Спиридону Иванову, Афоньке
Бороде да Ивану Михайлову. Велети не давать им питья и еды до тех мест, пока
они не будут близ мои очи. И велеть по сему моему царскому указу - атаманов,
казаков, которые приехали к Москве, Алексея Старого с товарищи, поставить в
Белом городе на дворе, быти у них приставу, а корму им до нашего государева
указу не давать, - для того, что они ходят на море и государеву повеленья не
слушают. Салтанашу, азовскому перебежчику, учинити опрос".
Атаман Старой, окинув растерянным взглядом столпившихся возле него