"Григорий Мирошниченко. Азов " - читать интересную книгу автора

нарциссы и гвоздику - взращивают виноград! Сливы крупные, точно яблоки,
висят. Еще кукушки там кукуют да соловьи заморские поют. Дело?! В пруду вода
с Москвы-реки взята да лебедь белый плавает. Вон как живут цари! Медведи
привезены, львы с гривами косматыми... Видал?..
- Потешные палаты у царя, - продолжал мужик, гордясь, - мир не видал
таких! А наш Первушка-то Исаев что умыслил? Слыхал о Первушке? Постельные
хоромы царские поставил, - эх, как поставил! Столовую избу он тоже ставил. А
сторож-то, Михалка наш Андреев, в Серебряной палате литую подволоку сделал
да золотил же сам! Слыхал, наверно? А погляди-ка, человек приезжий, на
Золотую палату с красным крыльцом, на Грановитую палату с шатровыми
башнями, - Русь, нашу матушку, узнаешь!.. Ты что ж, казак, молчишь? -
спросил словоохотливый, бойкий мужик, приметив задумчивость на лице
атамана. - Ты, знать, бывал уже в Москве?
- Бывал давно, - ответил атаман. - С Пожарским был. Вот где стоим с
тобой, мы тут поляков били.
- Я тоже бил Сигизмунда... Куда идешь?
- В приказы надобно дойти, - сказал Алешка. - Там у меня есть дело.
- Ну, в добрый путь! Иди. Я тоже поспешаю.
И мужичок пошел было своей дорогой, но вскоре обернулся.
- Вот что, казак любезный: помнишь, в междуцарствие в Успенском соборе
попортились все своды от выстрелов. Стреляли жарко!
- Ну, помню, - сказал атаман.
- Погляди теперь! Псковский иконописец Иван Паисеин положил ныне старую
роспись на новые листы. Золота ушло вот сколько: две тысячи листов! Две
тысячи червонцев. Вон-на! Дело!
- А кто же ты будешь, мил человек? Откуда знаешь все?
- Я-то? - Мужик выпрямился и, довольный вопросом атамана, заулыбался. -
Я и есть иконописец псковский Паисеин Ивашка... Пишу иконы на стенах. Краску
растираю на сыром яйце да на пшеничной вареной воде, в киноварь же и сурик
кладу и масло! А в бакан и ярь - масло и скипидар кладу. Золотил я на олифе
и оное стенное письмо покрывал всегда олифою ж. Вон кто я есть! Живи да
здравствуй, атаман донской, да вспоминай Паисеина. Все главные иконы на
матушке Москве писаны моею кистью. Поведай на Дону о том. Я делом своим
золотным дорожу... Дело! И вот что, атаман: я-то помру, но роспись тонкая
переживет меня - ее ничем не смоешь.
В то время лучшие иконописцы, известные всей России,- Чирин, Паисеин,
Поспеев, Савин, Назарьев - восстанавливали иконы, какие были уничтожены и
попорчены в годы междуцарствия, междоусобий и войн.
- К нам на Дон такого бы человека, - сказал Алешка.
- Москву отделаю, позолочу, - сказал Паисеин, - а там пойду на Дон.
Русь велика... А ты кто будешь?
- Я далеких предков сын.
- А все-таки?
- Ты монастырь Николы Старого видаешь каждодневно? Димитрий Донской
основал его в честь предка нашего, храбрейшего Николы. И ворота в Кремле в
честь его названы Никольскими. Я есть Старой Алешка, потомок того Старого.
- Эко ты кто! Иду как раз к Никольским.
Паисеин попрощался с атаманом, как будто он был родной ему, задорно
засмеялся и пошел в Кремль, а атаман долго стоял и удивленно смотрел ему
вслед. Когда Паисеин скрылся за воротами крайней башни, атаман подумал, что