"Арсений Миронов. Двенадцатая дочь (Древнерусская Игра, #3)" - читать интересную книгу автора

старотатраньский сказительский стиль), а также за совершенно необходимую
работу по адаптации "Слова..." с учетом нюансов восприятия современного
читателя.]
"Давным-давно в одной галактике это было. Переливчатые, розовея в
недобром закате, вырастали в невысокое столичное небо стеклянные иглы
небоскребущих твердынь. Длился, дымился, хлопал полотнищами оранжевых
рекламных тряпок чудовищный залесский фандесьекль. Фестивали полусветлых
теней закипали по углам истомленных плаза, фейерверки гремели в небе, и
подрумяненные гроздья республиканских салютов болезненно часто распухали над
бульварами.
[Для иллюстрации художественных особенностей подлинника, написанного в
стилистике старотатраньского боянного распева, мы приводим первый абзац в
оригинале: "Подавну в одной матице бывало. Переливливые, кровавея в лютом
упадке, зиждились в стольную недовысь слюдяные веретена небоколов. Томился,
курился, хлопал полотнищами златорыжих зазывных ветошек чудовищный залесский
векопад. Ярые мясоеды нежитей закипали по углам старых площадей, огнеробы
радели в высях, и скаленные гроздья вечевых почестей переспешно пухли над
вертоградьями". Специалисты по старотатраньскому арго могут найти полную
оригинал-версию "Слова..." на Интернет-сайте модного культурологического
журнала "Столичная Фишка" по адресу: www.fishka.ru/marinka/pr/slovo.]
В прошлом тысячелетии это было. Костлявые, оголодавшие и нервные,
дребезжащие твари еще бегали по шатким улицам, царапая по брусчатке желтым
жестяным брюхом. И теплые странные вечера умели заговаривать московский
воздух до жидковатого остекленения, до тонкого дрожания влажной обломанной
веточки, до беззвучного трепета бумажного обрывка на бетонном заборе. Такой
был воздух густой и медленный, что колючая искра, высеченная из темного неба
ржавыми трамвайными рогами, падала вниз, на камни, долго, долго.
...В некотором царстве это было. Неспокойным вечером 15 июня прежнего
тысячелетия одинокий ковчег-вырожденец, громыхая и роняя бледно-голубые
звезды, бежал сквозь плотный теплый дождь, ничуть не оглядываясь на
перекрестках. Внутри, в холодном чреве несущегося динозавра, было темно и
почти пусто-- герой был один, и этот герой стоял прямо, гордо держа
маленькую светловолосую голову,-- а еще, разумеется, он глядел сквозь
заплаканное окно на оранжевые брызги редких факелов во мраке, да к тому же
насмерть цеплялся за серые стонущие поручни. Волшебный ковчег был еще молод,
и крутые повороты пролетал с рыком, едва не оскальзываясь на мокрых
каменьях, лихо визжа и щедро осыпая первые этажи потемневших башен ворохами
роящихся огненных блесток.
"Ненавижу эльфов. Ненавижу дюймовок. Обожаю плутоний",-- медленно думал
герой, озлобленно тиская серые стонущие поручни. Нам важно знать, что думал
этот человек. Ибо это был не просто герой, не просто какой-нибудь обиженный
синеглазый коротышка, коих немало водилось в обеих столицах в конце прошлого
тысячелетия. Его звали Степан Тешилов. О, я вижу, вы понимаете, что это
значит.
Тот самый Штефан Тешило. Ужаснейший из татраньских колдунов.
И он был зол. Точнее-- лют. Мы не знаем, кто умудрился настолько
рассердить гениального пещерного гроссмейстера Тешилу. На наш взгляд, не
стоило этого делать. Так ли уж необходимо постукивать серебряной ложечкой по
яйцу, внутри которого дремлет молодой василиск?
[Примечание Маринки Потравницы: "И верно, чего ждать?! Лучше сразу