"Рауль Мир-Хайдаров. Жар-птица" - читать интересную книгу автора

женский праздник всего навалом, и вот - вышла неувязка. Больше всего он
огорчился оттого, что стихи на этот раз удались.
И вот тут Валентина осенило: что если их прочтет Раф? Читал Нуриев,
пожалуй, даже лучше, чем он сам, а отдельные стихи, которые Бучкин никак не
мог решиться обнародовать, гораздо лучше прозвучали бы в устах нейтрального
человека и не выдали бы автора с головой, чего пуще всего боялся легко
ранимый поэт. В том, что это выход, да еще удачный, он не сомневался, но как
пригласить Нуриева? Когда Валентин сказал об этом братьям Лариным, те
уперлись и предложили на сей раз вообще обойтись без поэзии, тем более что
причина уважительная... Но это вовсе не устраивало Бучкина, он пошел за
советом к девушкам. И те, конечно, решительно его поддержали, выразившись на
удивление кратко: "Без поэзии праздник не праздник". Ребятам пришлось
уступить.
О своих сложных переговорах насчет Нуриева Валентин Рафу не говорил -не
был уверен в успехе,- а единодушная поддержка "прекрасного пола" удивила его
самого. Когда днем в институте Валентин сказал Рафу, что тот приглашен на
бал к Лариным, Нуриев поначалу не поверил, решил, что Валентин шутит.
Задолго до назначенного срока Нуриев в полной готовности зашел к
соседу. Валентин лежал на кровати и читал переписанные Рафаэлем собственные
стихи, делая на некоторых страницах пометки карандашом. Увидев Нуриева, он
отложил тетрадь и оценивающе оглядел его.
- Да, брат, выглядишь ты, прямо скажем, слабовато. Они не стихи станут
слушать, а будут разглядывать тебя, как чучело огородное. Ты и начнешь нести
ахинею. Ребята там хоть и свои, но снобы жуткие. На мой внешний вид они
махнули рукой, говорят, богема - что с него взять. Но сегодня и я не могу
составить тебе компанию; вон брюки отутюжил, стрелки не хуже, чем у
Черникова, рубашка свежая, даже бабочку взял у ребят в соседней комнате.
Видя, как моментально скис Нуриев, Валька встал.
- Да ты, брат, не расстраивайся, я сейчас что-нибудь организую.
Внимательно оглядев Нуриева, Валентин исчез в коридоре. Через полчаса
вернулся с модным пестрым пиджаком, красной рубашкой и каким-то шнурком
вместо галстука. Больше всего Валентин радовался шнурку, говорил, что даже у
Черникова пока нет этой новомодной штучки.
Дом Лариных, некогда спроектированный и отстроенный их отцом - главным
архитектором города, издали манил огнями. Бучкин и Нуриев поднялись на
высокое, в пять ступеней, крыльцо и позвонили.
Встретил их Черников. Из слабо освещенного зала, где лишь на рояле
горела свеча и в углу светился торшер, доносилась музыка, за инструментом,
спиной к ним, сидела Старченко.
На кухне суетились только мужчины. Все что-то резали, открывали,
раскладывали по тарелкам, а у плиты, на которой что-то жарилось, колдовал
Кайрат Нургазин. Сервировать стол в просторной столовой доверили Черникову,
а Нуриев был отдан ему в помощники. Раф, впервые попавший в такой роскошный
дом, где все были прекрасно одеты, вежливы и учтивы, растерялся. Подобное он
видел только в кино, и даже ребята, в общем-то знакомые, представлялись ему
более значительными. От этого он робел еще больше. И потому, когда
усаживались за стол, Раф постарался занять место подальше от Галочки, боясь,
что от волнения и неуверенности что-нибудь прольет или опрокинет на
белоснежную скатерть. Но Валентин понимал молодого друга и при первой же
возможности ободрил его - держи хвост пистолетом! - и выпил с ним по рюмочке