"Рауль Мир-Хайдаров. Чти отца своего" - читать интересную книгу автораВДНХ премировали отца именной "Волгой". Но машина для их семьи была не в
диковинку. С тех пор, как Гияз помнил себя, у них во дворе всегда стояла какая-нибудь полуразвалившаяся "Эмка" или "Победа", а то и трофейный "Мерседес". Отец в этих краях был и механиком известным, к нему даже из города приезжали за помощью и советом. На таких, как отец, можно сказать, держалась вся техника Озерного. Может, оттого здесь вовремя пахали и вовремя убирали и слыло их Озерное в округе удачливым на урожай. Поработал с отцом на комбайне и Гияз, да не одно лето,- считай с пятого класса стоял уже за штурвалом, ел свой заработанный хлеб. В студенческие годы, хоть и учился далеко, в Омске, когда на каникулах многие уезжали на хлебоуборку в Казахстан, на целину, Исламов отправлялся домой, потому что местный райком комсомола присылал в институт приглашение Исламову-младшему. Отец уговаривал его: возвращайся после окончания института домой или куда поближе, для строителя в Оренбурге работа найдется. Но Гияз под различными предлогами отказывался, потому что в годы его молодости рвались не под отцовское крыло, а, наоборот, уезжали подальше: и свет повидать, и себя показать. Отца он уважал. Да и как не уважать: войну прошел от и до и на рейхстаге за всех Исламовых четырежды расписался, потому что полегли на фронте трое младших братьев Нури-абы. Да и в мирное время не однажды отмечали орденами труд Исламова-старшего. И хоть был он беспартийным и не мог похвалиться высокой грамотой, однако много лет подряд избирался депутатом областного совета, чем гордился, пожалуй, больше всего. В доме Исламовых и к труду, и к орденам привыкли, и потому, наверное, давно, еще школьником, Гияз определил для себя по-мальчишески наивно некую тридцать лет. Надо же, напридумывал - орден в тридцать лет! - усмехнулся Гияз, вспомнив о былом. - Такое удалось из моих однокурсников только Силкину. Вошла мать, присела рядом на диван. - Я не помешала тебе, сынок? - Нет, конечно. Посиди со мной, мама. - Когда ты приезжал на похороны отца, мне и поговорить с тобой толком не удалось. Я и себя не помню в те дни, не знаю, как и пережила... Но сердце и за тебя болело, какой-то ты был неухоженный, озабоченный. Неважные, видно, были у тебя дела в Ташкенте в первые годы. Ты ведь и письма писать перестал, как бывало прежде, все звонками да поздравительными телеграммами отделываешься. Слава богу, теперь, кажется, все иначе. Сестры вон говорят, особенно младшая,- она ведь у нас первая модница в Озерном,- мол, наконец-то столица обтесала нашего братца: такой модник стал, костюмы, рубашки с иголочки... Фарида с Халияром, когда ты ушел, весь гардероб твой перемеряли. Охали да ахали: "Фирма! Настоящая фирма!" Спрашиваю, что за штука такая - фирма, а они смеются, говорят: тебе, мама, не понять, старая уже. Вот Гияз наш, мол, соображает по этой части, все по высшему разряду. Но мне-то все равно, есть эта фирма у тебя или нет, лишь бы здоров да весел был. Но приятно, что дети о тебе так хорошо говорят, ведь они вообще мало кого признают, какая-то иная цена людям пошла... Вот об этом хотела сказать тебе, сынок. Спасибо, обрадовал ты мое сердце своим приездом. Из тебя, как из отца твоего, не больно что вытянешь, |
|
|