"Рауль Мир-Хайдаров. Чти отца своего" - читать интересную книгу авторакрыльями кинулись кто куда. Одной газетной строчки было достаточно тогда,
чтобы поманить в иные края,- а они все так спешили повзрослеть, успеть на большие стройки. Родное Озерное даже рядовой работой в те годы могло обеспечить не всех - ни завода тебе, ни фабрики, а главное, казалось им тогда, что там, куда они приедут, совсем иная, ничуть не похожая на их поселковую жизнь. А помнит ли он сам друзей, односельчан? Не многих. Как-то выпали, выветрились из памяти их имена и лица, да и развела, разбросала их жизнь далеко. Раньше, когда Гияз был много моложе, приезжая домой, ходил на речку, на танцы. В маленьких поселках на танцы в парк, особенно летом, ходят даже семейные, и к возрасту столь критически, как в городе, не относятся. А теперь, когда тебе уже за сорок,- и тебя признать сложно, и ты никого не узнаешь,- сколько ни ходи по центральной улице Озерного, мало кто тебе обрадуется, как прежде. Да что там обрадуется, в иной раз за день "здравствуй" не услышишь. Разве вдруг какая-нибудь грузная женщина с тяжелой авоськой окинет тебя долгим и внимательным взглядом, и ты потом весь вечер мучаешься: "Кто такая?" А если вдруг вспомнишь, то невольно ахнешь: что стало с ней, былой озорницей и певуньей?! И обязательно глянешь в старое домашнее зеркало, которое помнит тебя молодым, и сам себя постараешься приободрить успокаивающе: "Еще не вечер". Вроде особых причин для тревоги и не было, но вот тоска гложет его уже неделю, и мать замечала это, когда он возвращался домой. Наверное, и сегодня приметит - материнское сердце не обманешь. Но пока не спрашивала ни о чем, погрустить сыну; там, в огромном городе, может, и дух перевести некогда, не то, чтобы дни юности своей в памяти перебирать дотошно. Мать, словно специально дожидалась, встретила его у калитки. - Мама, помнишь, какая была сирень у Козыревских? - спросил Гияз, мыслями находясь в том далеком майском дне. - Как не помнить, сынок, помню. Ведь и у нас во дворе растет сирень. Неужели не заметил? Наталья после смерти родителей приехала продать старый дом, тогда она и принесла нам несколько саженцев, сказала, если примутся, будет память о ней. - Все принялись? - спросил нетерпеливо Исламов. - На удивление. Теперь уже другие берут у меня саженцы, и когда спрашивают, как называется сорт, я говорю "Наталья". Сперва вроде бы в шутку сказала, а теперь рада, что так получилось. Да кроме "Натальи" другая сирень у нас Озерном и не приживается. - Значит, Наталья память о себе оставила,- не то сказал, не то спросил Гияз. Но мать ничего не ответила, только глянула в темноту, в сторону отцветших кустов сирени. После долгого, до звезд, ужина во дворе Гияз ушел к себе в комнату. Дом, как и у многих в Озерном, у Исламовых был отстроен заново. Последние лет двадцать в селе все годы выдались урожайными, чему немало завидовали соседние районы. А его отец, Нури-абы, слыл первым комбайнером не только в районе, но и в области. В самый урожайный год его портрет в жатву напечатали в центральной газете в рубрике "Передовики России". А осенью на |
|
|