"Хуан Мирамар. Личное время " - читать интересную книгу автора

вампиром, за что был осужден косным буржуазным обществом, которое он в конце
концов гордо покинул, сев в электричку на платформе "Протасов яр".
Рудаки отчетливо вспомнил, как снимал он приближающуюся к этой
платформе электричку погожим летним утром, вспомнил выцветшие буквы в
названии платформы, которые он снимал крупным планом. Картинка в его памяти
была такой четкой, что он собрался уже набрать 05-26, но испытал прилив
дружеских чувств к В.К. Как же это? Он шагнет через Дверь в прошлое, а В.К.
останется, что ли? Несправедливо как-то получается. И он спросил В.К.:
- Ну что, представил себе что-нибудь из прошлого?
- Вспомнил, как мы Школяру мусорный бак на балкон высыпали, - засмеялся
В.К.
- Ну, тогда я набираю код, - Рудаки встал со скамейки и направился к
Двери, но тут на балконе появилась Ива.
- Аврам?! - удивилась она. - Вы чего не заходите?
- Привет, Ива, - сказал В.К., и пришлось набрать теперешний код и
зайти.
В.К. посидел немного, выпили чаю, и он собрался домой.
- Ну ладно, - сказал, провожая его до дверей, Рудаки, - потом
как-нибудь еще попробуем.
- Посмотрим, - сказал В.К. и ушел.
А Рудаки снилось в эту ночь, что попал он в Дамаск с бидончиком пива, и
сидит он с этим бидончиком у посольского кэгэбэшника Гусева, и очень ему от
этого неловко.

5. Хамские события

"Надо было захватить бидончик с пивом, - думал Рудаки, провожая
тоскливым взглядом посольского дворника Осаму, - решили бы, что я умом
повредился, и отправили бы в Союз от греха, а так не известно, чем все это
кончится, впрочем, известно, - поправил он себя, - но от этого не легче".
Он взглянул на Гусева, который, путаясь в многочисленных придаточных,
зачитывал официальный пресс-релиз о событиях в Хаме, и опять посмотрел в
окно на Осаму, волочившего по двору корзину с опавшими листьями апельсиновых
деревьев, росших в изобилии в посольском парке.
"А ведь Осама умер", - вспомнил он и усмехнулся, хотя смешного в этой
истории было мало. Он вспомнил, как посольского дворника Осаму, слегка
придурковатого пожилого курда, все они в посольстве считали шпионом - кто
американским, кто английским, кто израильским, пока жандармы не арестовали
его как коммунистического агента и не расстреляли, а потом выяснилось
как-то - как, он не помнил, - что был он просто дворником.
"А теперь, смотри-ка, поет, - подумал Рудаки. Даже через толстое стекло
слышна была тягучая, на одной ноте песня, - и не ведает о своей судьбе. А я
ведаю? - спросил он себя и не очень уверенно сам себе мысленно ответил: - Ну
да, я ведаю - я ведь знаю, что один раз уже был в Хаме и вернулся, должен и
сейчас..."
Тут Гусев справился с последним придаточным и сказал, внушительно
наморщив лоб:
- Вот такая вот ситуация, товарищ Рудаки. Вы ведь комсомолец, патриот,
должны понимать.
- Угу, - Рудаки ограничился этим неопределенным междометием, так как,