"Игорь Минутко. Золотая братина: В замкнутом круге" - читать интересную книгу автора

парадные двери. Но вот в окнах второго этажа появился движущийся огонь:
кто-то нес подсвечник. Еще днем в небольшом зале на втором этаже был
растоплен камин, и сейчас сухое тепло невидимо клубилось в помещении. Все
убранство зала - длинный дубовый стол, вокруг которого выстроились черные
массивные стулья с высокими спинками. Стол был накрыт хрустящей скатертью, и
на нем выстроились в ряд пять подсвечников - в каждом по пятнадцать свечей.
А у окна, чуть-чуть отодвинув штору, стоял молодой граф Алексей Григорьевич
Оболин. Три месяца назад ему исполнилось двадцать семь лет, он был строен и
хрупок, черная фрачная пара подчеркивала бледность его лица, которое не
покидало несколько капризное и надменное выражение.
В зал вошел высокий, крепкий молодой человек в сером отглаженном
костюме-тройке, дворецкий Никита Никитович Толмачев. В его руках была
огромная золотая чаша с носиком уточкой. На боках чаши смутно обозначились
контурные рисунки... За Толмачевым семенил старик с лысым удлиненным
черепом, похожим на оплывшую свечу. Старик нес стопку золотых тарелок разной
величины. Граф Оболин повернулся к вошедшим.
- Братину - в центр стола, - приказал он.
Дворецкий поставил чашу, как было велено, - и мгновенно на ее золотой
поверхности отразились, затрепетали язычки пламени от свечей двух
подсвечников, которые оказались по сторонам братины.
- На сколько персон накрывать, ваше сиятельство? - спросил дворецкий.
- На семьдесят, - последовал ответ.
- Но приглашены всего семеро. - В голосе Толмачева прозвучало
удивление.
- На семьдесят, Никита, - спокойно, но жестко повторил Алексей
Григорьевич. - Да поживее. Вот-вот должны быть. Пусть Дарья поможет.
Дворецкий сделал знак старику, и тот проворно, умело начал расставлять
на столе тарелки.
- Дарья! - позвал Никита.
В комнате появилась молодая женщина лет двадцати двух в длинном темном
платье с глубоким декольте, на шее поблескивал маленький медальон на золотой
цепочке. Красота ее была завораживающей, ослепительной, что-то цыганское
чудилось в ней: темные волосы, горящий взгляд под капризным изгибом черных
бровей, смуглая кожа, движения, в которых сочетались грация, порывистость,
нетерпение... Взгляды Дарьи и графа Оболина встретились - и на мгновение
лицо Алексея Григорьевича осветилось нежностью и любовью.
- Весь сервиз на стол, - объявил Дарье Никита. - Помоги.
Дарья ушла, Толмачев двинулся следом. И когда он проходил мимо графа
Оболина, на мгновение их профили совместились, и мелькнуло некое сходство в
лицах графа и дворецкого. Только у Никиты все черты были сильнее и грубее
выражены. Впрочем, это могло и показаться. Чего не сотворит колышущийся свет
свечей!..
- Принимать будете с черного хода, - в спину Толмачеву сказал Алексей
Григорьевич.

В тусклом свете фонаря справа от извозчика завиднелись широко
распахнутые чугунные ворота. И Кирилл Любин невольно обратил на них
внимание: их форма была одновременно мощна и изящна, а главное - три льва.
"Рассмотреть бы внимательнее, не торопясь, - подумал историк. - При дневном
освещении". Один лев в грациозной и напряженной позе как бы лежал на