"Игорь Минутко. Золотая братина: В замкнутом круге" - читать интересную книгу автора

который повязала сама матушка Клавдия Ивановна, - так она всегда делала,
отправляя покойного мужа на важное совещание или в клуб преподавателей
гимназий старших классов. Черная шинель была накинута на плечи. Всю дальнюю
дорогу до Ораниенбаума Кирилл Любин был полон нетерпения, смешанного с
чувством смятения и даже какого-то мистического страха. Не может быть! Чтобы
"Золотая братина" оказалась реальностью? Не может такого быть... Дело в том,
что Кирилл коллекционировал (это было его страстным увлечением) мифы,
рожденные в годы царствования великой императрицы. Миф о сервизе "Золотая
братина" графов Оболиных был в этой коллекции, пожалуй, самым невероятным и
таинственным.

В Ораниенбаум приехали, когда уже смеркалось. Дорога шла мимо пустых
заколоченных дач и вилл, ушедших в глубину облетающих садов. Северная осень
царствовала в округе: все усыпано опавшими листьями, густо, пряно пахнет
увяданием; тишина, безмолвие. Как будто все вымерло. Распогодилось, за
сквозными деревьями и крышами угасала поздняя заря, растворив в сумерках
лиловый свет. Непонятная тоска сжимает сердце. Или это печаль по
невозвратному? Князь Василий проснулся, очевидно, как раз в нужный момент.
Поежился, протяжно зевнув, зорко огляделся по сторонам.
- Так! - бодро заявил он. - Почти на месте. Еще, любезный, два
перекрестка - и поворот направо. Кажется, четвертая или пятая вилла.
Увидишь: на воротах фамильный герб графов Оболиных - лев держит в зубах
голубя. И по краям ворот львы сидят.
И в это время пролетка обогнала высокого человека в дорогой, из
тисненого плюша накидке, правда уже выцветшей и давно не чищенной.
- Ба! - радостно воскликнул Василий. - Знакомые все лица! Ну-ка,
любезный, останови!
Извозчик натянул вожжи, мерин с запотевшими от дальней дороги боками
неохотно остановился. А к пролетке подошел человек в накидке, пожилой,
подтянутый, с нерусским продолговатым лицом: нос с горбинкой, глубокие
глазницы, массивный подбородок, который пересекает поперечная волевая
ложбинка; рыжие густые волосы патлами спадают на плечи.
- А я гляжу, - радостно заговорил князь Василий, - уж не Иван ли
Карлович? Мать честная! Он! Мы потеснимся, садитесь, голубчик! Надо
полагать, тоже к Алексею Григорьевичу?
- Зван, зван! - отрывисто подтвердил Иван Карлович, усаживаясь в
пролетке.
- Разрешите представить стороны, - молвил князь Василий: - Барон Иван
Карлович фон Кернстофф - мой университетский друг Кирилл Захарович Любин...
Как жизнь, Иван Карлович? - спросил Василий Святославович. - Есть окрыляющие
новости?
Барон выразительно посмотрел на спину извозчика, уронил:
- Потом.
Дальше ехали молча. Совсем стемнело, погасла вечерняя заря. Извозчик
засветил керосиновую лампу в граненом фонаре слева от себя. Еще совсем
немного, несколько минут - и в неверном свете фонаря покажутся ворота из
литого чугуна.

Двухэтажная вилла стояла в глубине старого, запущенного сада. В
вечернем сумраке она казалась нежилой, вымершей: темные окна, заколоченные