"Павел Николаевич Милюков. Воспоминания (1859-1917) (Том 2) " - читать интересную книгу автора

представляла община против хищнического захвата и распродажи ее наделов
сильными элементами деревни, и признавали возможность эволюции общины в
направлении кооперации и артельного хозяйства. Мне хорошо было известно, что
и сама община не была исконным проявлением русского "духа", как думали
славянофилы и народники, а продуктом постепенного закрепления крестьянской
рабочей силы помещиками и правительством.
Если в области аграрного вопроса дворянство принуждено было проводить,
для сохранения своих интересов, радикальную земельную реформу, то в области
управления России тот же "правящий класс" был заинтересован оставить все
по-старому, как повелось со времен дворянского царствования "матушки
Екатерины (II)".
Попытка "красных" бюрократов эпохи Александра II - ввести в России
более или менее широкое местное самоуправление (земство) осталась
недостроенным зданием "без фундамента" (волостное бессословное
самоуправление) и "без крыши" (истинное народное представительство). В
последовавшую затем эпоху реакции Александра III граф Дмитрий Толстой привел
земские учреждения в гармонию с общим дворянским стилем империи. Русской
провинцией продолжал управлять дворянин - от старого губернского
предводителя дворянства до нового "земского начальника" волости. Что
касается органов центрального управления, здесь тоже оставалось в силе
изречение, что "дворянство есть тесто, из которого правительство печет
чиновника". Правда, на положении исполнителей и, так сказать, чернорабочих,
вроде Крыжановского, в министерствах сидели подготовленные люди с
университетским стажем, но дух учреждения оставался старый: дух свободы от
закона и права. При таком положении все усилия оппозиции в Государственной
Думе в области внутренней политики должны были остаться бесплодными. Недаром
над Думой был поставлен страж этого старого "порядка", Государственный
Совет. Я помню свое первое впечатление от залы Мариинского дворца, куда
члены Думы допускались по билетам на хоры, в качестве публики.
Внизу, на спокойных бархатных креслах мирно дремлют блещущие лысинами
старцы, одни имена которых восстанавливают в памяти эпопею русского
беззакония и насилия. Здесь, на покое, они доканчивают свою разрушительную
карьеру. Блюстители "исторических начал" и политических традиций
неограниченной монархии, прочное "средостение" между символом вырождающейся
династии и безгласным народом, они обречены на роль не только гасителей
благих начинаний Думы, но и гробовщиков России. Какое сравнение между
похоронным видом этой залы - и скопированным с европейских парламентов
амфитеатром Таврического дворца, со скамей которого неслись заглушенные
крики партийной борьбы, все громче напоминавшие о том, что происходило за
этими стенами, на необозримых пространствах действительной русской жизни!
На долю нашей фракции - на этот раз вместе с левыми - выпало передавать
эти крики русской действительности через Государственную Думу. Ответственным
органом, к которому они обращались, было министерство внутренних дел - орган
русского бесправия и произвола. Главной формой этих обращений была так же,
как и в первых двух Думах, - форма запросов. Их сила по-прежнему
притуплялась тем, что правительство могло отсрочивать свои ответы в течение
месяца, - когда запросы теряли значительную долю своей актуальности.
Конечно, актуальность не терялась, когда запросы касались не отдельных
правонарушений, а прочно укоренившейся практики русского управления.
Мне лично пришлось выступить во второй сессии (13.11) по поводу запроса