"Павел Николаевич Милюков. Воспоминания (1859-1917) (Том 2) " - читать интересную книгу автора

он доказывал немецкому офицеру на том берегу преимущества мира. Вероятно,
это был единственный случай "братания" с русской стороны. Я давно
сочувствовал пацифистским стремлениям; еще в Первой Думе я был членом и
товарищем председателя междупарламентского Союза мира, которым декоративно
руководил лорд Уэрдель, а деловым образом - неутомимый Христиан Ланге. Но
мои надежды считались с реальностью.
Я прочел работу Блиоха, (о нем см. на ldn-knigi) который склонил
Николая II организовать первую Гаагскую конференцию 1899 г., и
внимательно следил за второй Гаагской конференцией 1907 г., против которой
протестовали немцы (После созыва второй Гаагской конференции имп. Вильгельм
сказал британскому послу сэру Франку Ласселю, что если в программу
конференции будет включен вопрос об ограничении вооружений, Германия не
примет участия в ней. В ответ на официальное предложение британского
правительства обсудить на конференции вопрос об ограничении вооружений
канцлер Бюлов заявил в рейхстаге, что германское правительство не может
принять участие в дискуссии, которую оно считает непрактичною и даже
опасною. (Прим. ред.).). Верхом успеха в развитии международного права
представлялось мне тогда постепенное расширение содержания и распространение
формулы обязательного арбитража. Но появление знаменитой книги Нормана
Энджеля "Великая иллюзия" меня совершенно ошеломило. Автор доказывал, - и,
казалось, доказывал неопровержимыми данными, - что войны должны прекратиться
просто потому, что они невыгодны. Победители и побежденные одинаково теряют,
и никакие приобретения, ни материальные, ни территориальные, не приносят
никакой выгоды. Как раз тогда петербургское отделение Общества Мира просило
меня прочесть доклад о пацифизме; я развил в нем аргументы Нормана Энджеля
и, несколько расширив текст, напечатал под заглавием: "Вооруженный мир и
ограничение вооружений" (1911).
Не помню, насколько отразилось тут мое увлечение Энджелем. То были
идиллические времена, когда правила международного права казались
неприкосновенной святыней, когда Европа наслаждалась долголетним миром,
колониальная борьба на время затихла, национальные претензии не поощрялись,
"империализм" был почти бранным словом, и вечный мир вовсе не казался
недостижимой перспективой.
У меня, однако, шевелились сомнения по поводу безупречности выводов
Нормана Энджеля. Они представлялись неопровержимыми при допущении одной
предпосылки: что весь мир - или, по крайней мере, вся Европа - стоит на
одном культурном уровне с Англией. Но я знал, что это - не так, и "мировая
политика" Вильгельма была наглядным опровержением этого. В предчувствии
европейского вооруженного конфликта, великие державы как раз тогда начинали
усиленно вооружаться. И "великая иллюзия" грозила великим разочарованием. Но
это последовало не сразу: я расскажу дальше о своей роли пацифиста на
практике еще в годы балканских войн 1912-1913 годов.


5. МОЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В ТРЕТЬЕЙ ДУМЕ

Молодой русский историк Б. А. Евреинов, раннюю смерть которого мы все
оплакивали, дал себе труд просмотреть стенографические отчеты заседаний
Третьей и Четвертой Государственных Дум и составил по ним список моих
выступлений на думской трибуне для моего семидесятилетнего юбилея (П. Н.