"Павел Николаевич Милюков. Воспоминания (1859-1917) (Том 1) " - читать интересную книгу автора

рода народных развлечений происходило катание московского бомонда. Здесь
купечество и дворянство Москвы щеголяло экипажами, богатой упряжкой и
модными костюмами. И эту чашу мы должны были тоже испить, благодаря любезным
приглашениям Спечинских. Социальная разница при переходе из демократических
балаганов к рысакам, коляскам и роскошным саням чувствовалась особенно
сильно; и Спечинские нам давали ее особенно чувствовать своим
покровительственным обращением. Я не понимал еще, почему, но мне это
обращение отравляло все удовольствие и было особенно противно. Но это была
процедура обязательная. Платить им нашими контрамарками мы, конечно, не
могли, и мне было как-то обидно за родителей.
Приведу еще несколько воспоминаний, связанных с домом Спечинских. Это
были годы освобождения крестьян путем перехода их на выкуп. У моей матери
было именье в Ярославской губернии, на р. Которости, и крестьяне оставались
на оброке. По старине они продолжали ездить с оброком к помещице в Москву, и
мы, ребята, с большим интересом ждали, когда, поклонившись "барыне", они из
грязных цветных платков вывернут наше законное угощение: жирные, черные,
ржаные лепешки, которые мы ужасно любили. Таких в Москве не было, а когда их
у нас пекли, выходило все-таки не то. С этой вкусной стороны мы узнали
крепостное право, когда оно кончалось; но посещения мужиков в тяжелых
армяках и в лаптях, с их говором на о, крепко запомнились. В Давыдкове мы
таких мужиков не видали. Это было первое соприкосновение городских баричей с
настоящей "землей".
И еще другой контакт с прошлым. Почти против самого дома Спечинских
стояла пятиглавая церковь во имя Иоанна Предтечи, - сколько помню,
оштукатуренная в красный цвет. Туда нас водили по праздникам. Впервые после
таинственной процессии в Архитектурном училище мы здесь входили в более
близкое соприкосновение с церковью. Дальше церковного обряда, для нас
непонятного, дело, конечно, не шло. Но я все-таки помню наши первые исповеди
у священника. Нас предупреждали, что надо вспомнить все наши детские грехи и
рассказать о них священнику, чтобы получить отпущение, причаститься вина из
чаши и получить вырезанную просвиру.
К этому действию мы добросовестно и со страхом готовились, - правда, не
вполне доверяя угрозам прислуги, что священник, в наказание, будет на нас
ездить верхом. Но все же возможность какого-то наказания над нами висела. И
не без разочарования мы отходили, когда священник, спешно спросивши, не
обманывали ли мы папу и маму, покрывал нас епитрахилью, спешно бормотал
какие-то слова отпущения и переходил к следующим грешникам. Обряд все же нас
привлекал - меня в особенности - и к церкви Иоанна Крестителя мне еще
придется вернуться.


3. ДОМ АРБУЗОВА

Как я сказал, пребывание в доме Спечинских продолжалось недолго. Мы
переселились в дом Арбузова, на той же улице, почти на углу Сивцева Вражка,
против дома Медведева, известного общественного деятеля и благотворителя
купеческой складки. С домом Арбузова у меня связывается целый период
перехода от детства к ранней юности. События идут здесь уже связными рядами;
этих рядов становится все больше, и они переплетаются. Установить хронологию
и внутреннее развитие в каждом становится все труднее; чем-нибудь надо