"Павел Николаевич Милюков. Воспоминания (1859-1917) (Том 1) " - читать интересную книгу автора

Покушение Каракозова на Александра II произошло 10 апреля 1866 г.
Следовательно, мне было тогда семь лет, брату шесть. Он проявлял больше
живости, чем я.
На светлых обоях нашей детской, изображавших группы людей и сцен, он
нашел подобие одной из Лефортовских товарок наших игр, которую мы прозвали
Анной Головастой. Упоминаю об этом, потому что это название надолго
утвердилось затем у нас за одной московской церковью на Лубянской площади,
купол которой был непропорционально велик. Видимо, наши экскурсии по улицам
Москвы происходили довольно свободно. Но я предпочитал уединяться в тенистую
липовую аллею сада Спечинских и подолгу засматривался на солнечную игру
света и тени сквозь листву деревьев.
Хозяева дома, очень богатые люди, относились к нашим родителям любезно,
но с оттенком покровительства, и я здесь впервые почувствовал отчетливое
значение социальных различий. В торжественные дни хозяева иногда приглашали
всю семью к столу; вероятно, от них же шло приглашение в ложу театра. Это
первое впечатление надолго запечатлелось в моей памяти. Шел балет "Царь
Кандавл". Музыкой я не заинтересовался; но сцены, декорации, костюмы и в
особенности танцы отпечатлелись в сознании, как что-то из другого мира,
желанного и недоступного. Долго театр представлялся мне в этом ореоле. Но
повторить этого впечатления не пришлось: оно уступило место другому, более
земному: святочным балаганам "под Новинским".
Отец был в эти годы городским архитектором и, по обязанности, должен
был проверять прочность эфемерных досчатых построек с амфитеатрами для
зрителей, которые возводились рядами на незастроенном полотне Новинского
бульвара. Без такой проверки полиция не разрешала начинать представления.
Естественно, что все содержатели балаганов считали долгом снабдить
контрамарками детей архитектора. И тут начиналось наше торжество.
А. Н. Бенуа прекрасно описал эти самые впечатления в Петербурге,
источник его "Петрушки". Наша Москва Петербургу не уступала. Уже наружный
вид балаганных построек производил на нас, детей, неотразимое впечатление.
Невероятные приключения на разрисованных яркими красками полотнищах, плохо
прибитых гвоздями и развевавшихся по ветру: крокодилы, пожиравшие людей, и
атлеты, побеждавшие крокодилов; необыкновенной красоты царицы неведомых
царств, покрытые драгоценными камнями; "битвы русских с кабардинцами",
сопровождаемые настоящими холостыми ружейными выстрелами из пушек; факиры,
упражнявшиеся со змеями; фокусники, глотавшие горящую паклю и сабли, - на
все это разбегались детские глаза. А к тому еще зазывания исполнителей в
костюмах с балконов, острые шутки паяцов в трико и клоунов, собиравшие кучи
слушателей у входов и вызывавшие ответные реплики "из народа". И, наконец,
самый этот таинственный вход в святилище: полутемные сидения амфитеатром для
зрителей, грубо размалеванный занавес, и, наконец, вожделенный момент -
начало пьесы, редко, впрочем, бравшей темы из репертуара итальянской
Commedia dell' arte или французского гиньоля. Надо было оправдать - и еще
пересолить - обещания намалеванных снаружи картин.
Трудно суммировать впечатление, производимое на нас этой мишурной
роскошью. Желая исчерпать все богатство контрамарок, переходя из балагана в
балаган и возвращаясь домой уже в темноте по Арбату, мы приходили усталые и
опаздывали к ужину. Но в такие дни все терпелось и прощалось.
Была другая сторона этих зрелищ, более чинная; для нас она, конечно,
была совсем не интересна. Кругом ограды всех этих балаганов, театров и иного