"Павел Николаевич Милюков. Воспоминания (1859-1917) (Том 1) " - читать интересную книгу автора

усилие сделал, и оно не только дало мне возможность подтянуться внешним
образом, но сообщило моральный толчок сознательным элементам моей натуры.
Собственно, только с этого момента я могу считать начало своей вполне
сознательной жизни. Это, впрочем, выяснится в дальнейшем.
Сейчас же я заговорил об этом, чтобы взять с собой дальше одно
трогательное воспоминание. Со мной шел товарищ, очень меня полюбивший и мне
поклонявшийся, Николай Николаевич Зилов, сын небогатого уездного помещика.
За его преданность мне я чувствовал к нему благодарность и платил ему нежной
дружбой. Его душевные качества были, однако, выше его интеллектуальных
свойств, и наши отношения не были отношением равных. Переход в четвертый
класс стал перед ним непреодолимой преградой; все надежды он возложил на мою
помощь, и мы стали заниматься вместе для экзамена. Мое гимназическое
прозвище было "Кенгуру" - вероятно подчеркнувшее особенности моей фигуры, и
товарищи шутили, что "кенгуру" перепрыгнет в четвертый класс, таща на себе и
Зилова. Увы, это не удалось; мой нежный друг остался позади. Но дружба наша
не прекратилась. Помню, он возил меня в маленькое поместье отца - и даже
заставил меня научиться ездить верхом, посадив меня, для начала, без седла
на смирную рабочую лошадь - и привязав к ногам тяжелые кирпичи. Эта
примитивная выучка мне потом очень пригодилась. Мы нашли потом еще одну
общую черту, протянувшую дальше наши отношения.
Зилов учился играть на кларнете, а я уже стал скрипачом. Он приносил
мне переделку сонат Моцарта, и мы их разыгрывали вдвоем. И впоследствии он
меня не оставлял. Он сделался земским деятелем, усердно и добросовестно
работал в комиссиях и заставил считаться с собой, как с полезным
сотрудником. При свиданиях, все более редких, он посвящал меня в мельчайшие
подробности этой своей земской деятельности, говорил о либеральных
тенденциях близкой к нему группы в своем уездном земстве и об упорном
сопротивлении темных земских элементов всяким либеральным затеям. Я очень
ценил эту общественную деятельность моего старого товарища и видел в ней
оправдание нашей душевной дружбы. Он впервые ввел меня в понимание смысла
земской работы.


6. ДОМА, В ЦЕРКВИ, НА УЛИЦЕ, НА ДВОРЕ И НА ЗАДВОРКАХ

Я уже указал на важность этой третьей части моих воспоминаний о периоде
жизни, связанном с домом Арбузова. Именно там, в эти годы, под влияниями,
проникавшими вне семьи и школы, ребенок превратился в юношу. Превращение
было настолько быстрое и, скажу заранее, настолько преждевременное, что тут
особенно трудно строго различать хронологию. Случайный эпизод, неожиданный
внешний толчок, интересная встреча, сразу двигали вперед процесс,
остановившийся на одной точке. Линии пересекались, то отставали, то забегали
вперед. При невозможности уследить за целым, я рассеку эту пеструю картину
на части, связанные с местом действия, как это обозначено в заглавии. Так,
по крайней мере, сохранится, хотя и в разрозненном виде, возможно больше
материала воспоминаний. Этот материал, все равно, накоплялся обрывками, и
общие выводы из накопленного можно было сделать только уже в следующем
периоде жизни.
В доме, в семейной обстановке, конечно, всего естественнее и легче было
бы наблюдать за нашим развитием и дать то или другое направление нашему