"Линда Лаел Миллер. Флибустьер " - читать интересную книгу автора

время как его враги, не говоря уже о друзьях, восхищались его упорством и
хитроумием изголодавшегося волка. Свои черные как смоль волосы он завязывал
узкой ленточкой, а его глаза были глубокими и, как любили говорить ему
великосветские дамы и шлюхи, ошеломляюще голубыми. Черты его лица,
аристократические от рождения, утратили утонченность от несправедливостей,
которым он был свидетелем и от которых пострадал сам. А несправедливостей в
то тревожное время творилось немало.
- Прости, - произнес Алекс устало, что сильно встревожило Дункана,
наконец-то повернувшегося лицом к другу. - Я не отрицаю, что в последние дни
у меня сдают нервы.
- И, я полагаю, не без причины, - тихо предположил Дункан, складывая и
убирая письмо Филиппы с большей нежностью, чем он признался бы вслух, в
верхний ящик стола. - Или же твое настроение, как у особ слабого пола,
находится под влиянием луны?
- О Господи! - вздохнул Алекс. - Ты меня сведешь с ума!
- Все может быть, - спокойно отозвался Дункан, - Но, тем не менее, мне
бы хотелось звать, что именно тебя тревожит. Мы по-прежнему друзья, не так
ли? Кроме того, человек, подверженный тревоге плохой командир, склонный к
совершению серьезных ошибок. - Он философски вздохнул. - Если твоими
помыслами завладела какая-нибудь хорошенькая девица, то, по моему мнению,
единственным разумным выходом было бы немедленно освободить тебя от твоих
обязанностей, пока кто-либо из подчиненных не пострадал от последствий твоей
озабоченности.
Тонкое лицо Алекса потемнело и напряглось, когда он встретил испытующий
взгляд Дункана, и в его глазах читались раздражение и что-то очень
напоминающее отчаяние.
- Доколе? - спросил он хриплым шепотом. - Доколе нам еще терпеть эту
бесконечную войну?
Дункан поднялся, но не для того, чтобы приблизиться к Алексу. Он
слишком хорошо знал, что в иные мгновения неудачное слово вместо успокоения
только подтолкнет человека к гибели.
- Пока мы не победим, - ответил он решительно. Огромный просторный Дом,
выстроенный еще в середине семнадцатого века, дышал, как живое существо.
Белокаменный дворец - бог, ступни которого лизало в беспредельном поклонении
сапфирово-синее море, был для Дункана тихой гаванью, подобно радушным
объятиям женщины с нежным сердцем. Дом давал ему не только убежище, но и
утешение.
Но, увы, Дункан был обручен со своим кораблем "Франческа", быстроходным
судном, бесстыдно названным в честь его первой любовницы, скучающей жены
британского пехотного офицера Шеффилда. Хотя она много лет назад была с
позором отправлена в Англию, где до сих пор, как утверждали сплетни,
пребывала в состоянии жалкого бесчестия, ее муж остался в колониях, выжидая
подходящей возможности для отмщения.
Дункан стиснул зубы, припоминая все подробности той истории, хотя в
течение многих лет приказывал себе все забыть. Он дернул плечом раз, другой,
как будто на его спине вновь ожили старые шрамы - следы ненависти соперника.
Ему было пятнадцать лет, когда Шеффилд приказал выставить его у позорного
столба и высек до потери сознания.
- Иногда я думаю, - произнес Алекс, и Дункан, вздрогнув, очнулся от
горьких воспоминаний, - с кем ты воюешь с Матерью - Англией или с ревнивым