"Линда Лаел Миллер. Флибустьер " - читать интересную книгу автора

Дункан Рурк сидел за столом в своем кабинете, полный предчувствий,
нежности и глубочайшей, тяжелой тревоги. Перед ним лежало слегка помятое
драгоценное письмо, написанное Филиппой, его сестрой, отправленное несколько
месяцев назад и дошедшее до него сложными и извилистыми путями.
"Вернись домой..." писала своим изящным почерком эта дьяволица и ангел
в одном лице.
"Дункан, я заклинаю тебя именем Бога действовать если не ради твоей
собственной пользы, то хотя бы ради нашей - матери, отца, Лукаса и моей. Ты
должен вернуться в лоно семьи. Наверняка кроме этого, от тебя больше ничего
не потребуется, чтобы доказать свою верность Его Величеству. Может быть,
отец наконец успокоится - он непрестанно ходит по своему кабинету, снова и
снова меряя его шагами, ночь за ночью, с восхода луны до рассвета, когда он
узнает, что тебя можно считать таким же верноподданным короля, как его
самого и нашего достойного старшего брата, Лукаса... Дорогой Дункан, отец,
как и все мы, боится, что твои подвиги в излюбленных тобой южных морях будут
неверно истолкованы и ты будешь арестован и, возможно, повешен..."
Дункан вздохнул и потянулся за стаканом портвейна, который
девушка-служанка несколько минут назад поставила рядом с ним.
- Тревожные известия? - спросил его друг и первый помощник Алекс
Максвелл со своего поста перед дверьми террасы. Прохладный, пахнущий солью
бриз шевелил тюлевые занавески и слегка умерял непереносимый жар летнего
карибского полдня.
- Обычная риторика и болтовня, - ответил Дункан и отхлебнул вина,
проглотив вместе с ним изрядную дозу противоречивых чувств. - Сестра умоляет
меня вернуться под отчий кров и занять место среди верноподданных его
величества. Она намекает, что, если я закрою глаза на увещевания, наш
встревоженный и измученный родитель изотрет либо подошвы своих башмаков,
либо ковры в нескончаемых размышлениях, осуществляемых в процессе ходьбы.
Алекс поморщился. - Боже мой! - произнес он с нетерпением, отвернувшись
наконец от окна, выходившего на море. - Ты можешь хоть раз в жизни говорить
на простом английском, черт возьми?
Дункан поднял темные брови. Язык был для него не только средством
общения, но и игрушкой. Ему нравилось исследовать все нюансы и тонкости
речи, произносить самые разные слова и сочетания слов, пробуя их на вкус,
как бренди или вино с тонким букетом. Хотя он любил Максвелла и восхищался
им, Дункан не раз вверял Алексу свою жизнь, но даже ради него не собирался
отказываться от лингвистических забав.
- Скажи мне, друг мой, ты сегодня страдаешь разлитием желчи или просто
испытываешь крайнее угнетение духа?
Алекс драматическим жестом в отчаянии запустил обе руки в свои
темно-каштановые волосы. Как и Дункану, Алексу было тридцать лет; друзья
были неразлучны с того самого времени, как научились ходить. Оба любили
быстрых коней, умных женщин с греховными наклонностями и хороший ром, а их
политические взгляды были, по крайней мере, по мнению правительства, в
равной степени подрывными. Однако физически и эмоционально эти двое мужчин
сильно отличались: Алекс был невысоким и хрупким, с веселыми глазами фавна,
а в раздражении обладал ловкостью медведя, отбивающегося обеими лапами от
роя ос. У Дункана же характер был спокойным и слегка отрешенным, и, как
говорил его отец, он обладал достаточным ростом, чтобы быть повешенным на
высоком дереве без помощи эшафота. Он гордился своим самообладанием, в то