"Стивен Миллхаузер. Метатель ножей " - читать интересную книгу автора

запертым в своем недвижном раскаленном добела гневе. Хартер подумал, как
чудесно было бы ненадолго прилечь в мягкую траву и закрыть глаза; и
занервничал, пытаясь вспомнить, что же он собирался сказать. -...у этой
отметки, - говорил старший. Он перевел Хартера через поляну и теперь
показывал на землю. Вложил что-то Хартеру в руку, и Хартер удивился - такой
маленький предмет, и такой тяжелый. Пиф-паф, ой-ой-ой. Где-то в лесу птица
вновь постучала ложкой об салатницу, и Хартер вдруг вспомнил: он лежит в
постели под открытым окном, дуется, а в комнату заходит отец с новыми
комиксами. Можно выглянуть в окно на задний двор, стиснутый двумя
замусоренными дорожками, на две дикие яблони, на огород со стеблями кукурузы
и высокими подпорками для помидоров. На одной подпорке сидит птица - она
вдруг взлетает и поднимается в синее небо все выше и выше. Хартер опустил
глаза на пистолет в руке. Он стоит в поле с пистолетом, и все это совершенно
нелепо, настолько нелепо, что ему хотелось громко расхохотаться, но при
мысли об этом громком хохоте, что прозвенит на тихой поляне, ему стало
неловко, и он напомнил себе, что надо внимательнее следить за происходящим.
Старший что-то ему объяснил и отошел, и тут из тени появился маленький муж в
своем темном костюме, но без плаща - куда он дел плащ? - вышел на поляну в
тусклом утреннем свете и остановился. В этом свете он был очень бледен.
Открытые виски казались хрупкими, словно яичная скорлупа. Хартер
попытался вспомнить, что хотел сказать человечку, когда шел по тропинке,
давным-давно, но он был до предела вымотан, сдавило грудь, и он зачарованно
наблюдал, как бледный человечек напротив него стоит наготове, прижав руку к
телу. Хартеру почудилось, что если сделать шаг и ткнуть указательным пальцем
человечку в висок, тот рухнет на траву. Внезапно Хартер очень ясно понял,
что происходит, и спросил себя, не закричать ли, не помчаться ли прочь, но
голова закружилась, и он представил себе, как разразится сейчас
оглушительным истерическим хохотом - и в следующую секунду они все
захохочут, и огромные слезы градом польются у них по щекам. Кто-то сказал
ему несколько слов, и Хартер, быстро качнув головой, ответил "нет" и
отбросил пистолет. Посмотрел, как пистолет пролетел и утонул в высокой
траве. Сделал шаг вперед и увидел, что человечек поднял негнущуюся руку.
Рука напомнила Хартеру о чем-то виденном давным-давно, в детстве, или еще
когда-то - да, вспомнил: рука ковбоя в зале игральных автоматов. Но как
давно было давнымдавно?
Хартер услышал звук, похожий на выстрел.
- Вот и все, - громко сказал Хартер и сделал еще шаг, прежде чем земля
выскользнула у него из-под ног. Им овладело неистовое желание что-то
объяснить, что-то крайне важное, но трудно было собраться с мыслями, потому
что в груди свербило, где-то ревел поезд, и сотни желтых бабочек как
безумные били крыльями.

КОВРЫ-САМОЛЕТЫ

В длинные летние дни моего детства игры вспыхивали внезапно, пылали
ослепительно и выгорали без следа. Лето было такое долгое, что постепенно
становилось длиннее всего года, медленно выползало за грань жизни, но в
каждой точке этой бесконечности стремилось к завершению, ибо по большей
части только и делало, что дразнило нас концом, безостановочно перетекая в
длинную тень, что вытягивалась у нас за спиной к концу каникул. А поскольку