"Уолтер Миллер, Терри Биссон. Святой Лейбовиц и Дикая Лошадь ("Святой Лейбовиц" #2)" - читать интересную книгу автора

напомнил ему ехидный внутренний голос.
Sancte Isaac Eduarde, ora pro me!* [Святой Айзек Эдуард, молись за
меня! (лат.).]
Преклонять колена перед образом предписывалось так близко, что
Чернозуб не мог, подняв глаза, увидеть лица святого, поэтому предпочел
молиться у его босых ног, стоящих на вязанке хвороста. Но он и так до
мельчайших подробностей знал выражение этого старого морщинистого лица. Он
помнил, что, когда впервые оказался в аббатстве, его преосвященство Гидо
Гранеден, тогдашний аббат, приказал вынести статую из своего кабинета,
традиционного места ее обитания, и поместить в коридор, где она ныне и
стояла. Предшественник Гранедена совершил кощунство, приказав выкрасить
прекрасную старинную деревянную статую в "живые цвета", и Гранеден, который
любил статую в ее подлинном виде, не мог вынести ни ее теперешнего обличья
с намалеванной жеманной улыбкой, с закатившимися под лоб точками зрачков,
ни запахов и звуков, исходивших от реставраторов, работавших in situ* [На
месте (лат.).]. Чернозуб никогда не видел полностью раскрашенную статую,
ибо к его прибытию голова и плечи деревянного изображения уже освободились
от грубых напластований краски. Временами какой-нибудь небольшой участок
обрабатывался фосфорной кислотой, которую стряпали братья фармацевт и
уборщик. Как только краска начинала вздуваться, они старательно обдирали
ее, стараясь не повредить дерево. Процесс шел очень медленно, и Чернозуб
провел в аббатстве не меньше года, когда реставрация подошла к концу; но к
тому времени пустое пространство в кабинете аббата было отдано шкафу с
папками, так что статуя осталась стоять в коридоре.
Реставрация, по крайней мере по мнению тех, кто помнил первоначальный
вид статуи, была еще не завершена. Порой брат-плотник останавливался в
коридоре и, неодобрительно хмурясь, принимался зубочисткой прочищать
морщинки у глаз или же тонкой шкуркой проглаживать меж пальцами. Он
беспокоился, не пострадает ли дерево, с которого сдирают краску, часто
протирал его маслом и любовно полировал. Статуя была вырезана примерно
шестьсот лет назад, когда Лейбовиц еще не был канонизирован, скульптором по
имени Финго, и блаженный являлся ему в видениях. Близкое сходство облика
статуи с посмертной маской, которую Финго никогда не видел, явилось доводом
в пользу канонизации, поскольку подтверждало реальность видений Финго.
После Святой Девы Лейбовиц являлся любимым святым Чернозуба, но пора
было возвращаться. Он перекрестился, встал и с собачьей покорностью
поплелся к скамье, на которой ему предстояло "сидеть и не двигаться". Никто
не видел его за молитвой, кроме живущего в нем чертенка, который обозвал
его лицемером.
Чернозуб отчетливо помнил, как он в первый раз обратился с просьбой
освободить его от конечных обетов как монаха ордена святого Лейбовица.
Многое произошло в тот год. До него дошли известия о кончине матери. В том
году аббат Джарад получил красную шапку от папы в Баланс; в том же году
Филлипео Харг был коронован как Ханнеган Тексарский Седьмой, корону
возложил его дядя Урион, архиепископ имперского города. Но, может, самым
главным было то, что шел третий год трудов Чернозуба (порученных самим
преосвященным Джарадом) по переводу всех семи томов Liber Originum* [Книга
Начал (лат.).] преподобного Боэдуллуса. Труд старого монастырского автора
(являющийся высокоученой, но весьма умозрительной попыткой реконструировать
по последующим свидетельствам достаточно правдоподобную версию истории