"Генри Миллер. Сексус" - читать интересную книгу автора

ладного красавца, чаще всего это скромняга - заурядный, ничтожный, а то и
просто смешной человечек.
Именно это и не задалось у меня с самого начала и потому могло
обернуться трагедией: я не мог найти никого, кто поверил бы в меня так
безоглядно и как в личность, и как в писателя. Была, правда, Мара, но Мара
не в счет: она не была моим другом, она вообще не была другим человеком -
так тесно слились мы с ней. Мне нужен был кто-то не из порочного круга
фальшивых обожателей и сплетничающих завистников. Мне нужен был пришелец с
небес.
С Ульриком мы прекрасно ладили, он понимал все, что со мной
происходило, но лишь до тех пор, пока не осознал, к чему я предназначен.
Разве можно забыть, как он отнесся к сообщению о Маре? Это было назавтра
после нашей пляжной прогулки. С утра я, как водится, был на службе, но к
двенадцати почувствовал такой бурный прилив вдохновения, что вскочил в
трамвай и покатил за город до конечной остановки. Голова гудела от новых
замыслов и идей: не успевал я хоть как-то зафиксировать одну, как за ней
валом валили другие. Наконец я дошел до такой точки, когда оставляешь всякую
надежду удержать в памяти все свои блестящие находки и просто наслаждаешься
тем, что в твоей голове рождается книга. Понимаешь, что никогда не сможешь
восстановить эти глубокие мысли, не сцепишь воедино снова все кипучие и так
ловко пригнанные фразы - они просыпались сквозь твое сознание, как опилки. В
такие дни нет для тебя лучшего компаньона, чем твое собственное "я",
скромное, серенькое, погрязшее в буднях "я", у которого есть имя и фамилия,
занесенные в регистрационные списки, чтобы идентифицировать твою личность
при каком-нибудь несчастном случае. Но подлинная твоя сущность, настоящее
твое "я" тебе не знакомо. А ведь это в нем кипят такие замечательные
замыслы, это оно пишет в воздухе удивительные строки и оно, если тебя
загипнотизируют его подвиги, заберет у тебя старое, изношенное "я", возьмет
себе твое имя, твой адрес, твою жену, твое прошлое и твое будущее.
Конечно, когда в таком вот эйфорическом состоянии ты вваливаешься к
старому приятелю, он не очень-то спешит сразу же признать, что у тебя
началась новая жизнь, которую ему делить с тобой не так уж и обязательно. Он
всего лишь спрашивает самым простодушным тоном: "Ну что, все, пожалуй,
прекрасно сегодня, а?" И ты, чуть ли не стыдясь, киваешь.
Я ворвался к Ульрику в самый разгар его работы над акварелью "Суп
Кэмпбелла".
- Слушай, - сказал я. - Надо тебе кое-что рассказать, меня просто
распирает.
- Валяй, конечно. - Он окунул кисточку в большой горшок с краской. -
Только, если не возражаешь, я буду заниматься этой штуковиной. Мне ее
сегодня надо закончить.
Я, разумеется, возражать не стал, но в глубине души был немного
раздосадован. Пришлось понизить голос, пусть Ульрик видит, что я не хочу ему
мешать.
- Помнишь, я тебе рассказывал об одной девушке? С которой я на танцах
познакомился? Ну так вот, я с ней снова виделся. Мы вчера гуляли по пляжу.
- Ну и как... хорошо нагулялись!
Краешком глаза я увидел, как он облизнул губы, словно в ожидании
смачных подробностей.
- Послушай, Ульрик, ты вообще-то понимаешь, что такое влюбиться?