"Генри Миллер. Нью-Йорк и обратно (джазовая легенда) " - читать интересную книгу автора

растолковано, в том, что девушкам не следует слишком часто носить кувшин к
колодцу.
Оттуда, где я сижу, хорошо видно Маннхайма. Он выглядит озабоченным.
Уже несколько раз интересовался положением барометра. И сигареты у него
кончились. Бар закрыли до половины четвертого, сегодня же воскресенье.
Музыканты поджидают у дверей, пока те отворятся. Обещали не брать больше
одного дармового напитка на нос. Маннхайм настаивает, чтобы я вышел и
продолжил беседу. Утверждает, что я самый милый человек на этом судне. И еще
говорит, я умный.
Кстати, скрипач только что спросил, хорошо ли я провел время. Я кивнул.
И тут он спрашивает: "КОГДА? " Нет, ты понял, Маннхайм?
Надо бы сойти вниз пописать. Что толку торчать здесь. Селедки
перекатываются внутри организма и встают поперек горла, за компанию с pommes
rissol'es и нессельродским пудингом. К семи часам нам выдадут бланки -
просьба заполнить пассажирам, сходящим на берег в Плимуте. (Специальное
сообщение для Маннхайма: не заполняй бланки для приезжих! Дуй в Роттердам на
эсминце и рапортуй о прибытии Ее Королевскому коридорному. О'Коннел, будьте
начеку, ждите дальнейших указаний!)
Ходят слухи, дескать, Маннхайм собирается подать на меня в суд, если
прочтет о себе хоть слово в будущей книге. Он также против любых фотографий
своей персоны...
Мы тут с ним поболтали немного по душам. Маннхайм спросил, чем я всю
дорогу занимался. "Сочинял книгу", - ответил я. "Это невозможно", -
возражает он. Нужно было сперва спросить меня. Я же должен подсказать
хорошее название, иначе все коту под хвост. И что ты хочешь написать? Ты же
ничего не знаешь. И не получил моей консультации. Вечером познакомлю вас с
доктором, он все расскажет. Эта книга тебя еще прославит. Но сначала я
должен просмотреть готовые страницы. Дать кое-какие рекомендации. Предлагаю
выгодное сотрудничество. Девяносто девять процентов - мне, остаток честно
делим поровну. Но тебе придется работать быстрее, ведь уже скоро Плимут.
Погоди-ка... Я знаю, что делать... Вышли свои записи телеграфом. Письмом
нельзя - опоздаем. Принеси мне страницы, я сам их перешлю. Полагаю, ты
намерен прилично на этом подзаработать, а? Сочинять для удовольствия - чушь,
пустая трата времени. Лучше уж порвать листы. Кроме того, без моих советов
тебя нипочем не осенит вдохновение. Только со мной каждый вложенный доллар
превратится в сотню центов. А сейчас раздобудь мне, пожалуйста, яблоко и
сигареты. Марка "Пират". Что-то я разволновался... Ее Величество ждет...
Почему не записываешь?"
За ужином интересуюсь у герра Шпека, сколько он решил оставить
официанту в качестве чаевых. Ответ следует незамедлительно: полтора доллара.
Ладно, а коридорному? Доллар и четвертак. Плохой был коридорный, дважды
забывал внести имя герра Шпека в список на душ. А как насчет дежурного по
туалету? Тридцать пять центов. Он и пальцем для нас не пошевелил. Подумаешь,
подавал полотенца. Я заикаюсь о поручнях писсуаров. Герр Шпек презрительно
фыркает. Как будто бы он не смог бы отлить, если бы те не блестели. Нет уш,
са это толшен платить сама компания!
Зеландец, что сидит по левую руку от меня, едет навестить троих своих
братьев; каждый из них живет в другой части страны и нарочно берет выходной
ради семейной встречи, поэтому гость решил выплатить им компенсацию в
размере однодневной зарплаты по действующим расценкам. По его мнению, это