"Алексей Миллер. Украинский вопрос в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIХ века) " - читать интересную книгу автора

часть политики абсолютистской административной централизации второй половины
XVIII в.. и, наконец, насильственную русификацию (стремление насадить
русский язык и православие) в XIX и начале XX в.(69) Тот же Таден писал о
русском "консервативном", "романтическом", "бюрократическом" надионализмах.
(70) Андреас Каппелер определял главные разновидности русского национализма
как "реакционно-антисемитскую, консервативно-православную и
либерально-конституционную".(71) В рамках этой классификации можно говорить
и о "революционно-демократическом" национализме. По сути дела, она,
предвосхищая уже обсуждавшийся тезис Вердери, отражает различия в
интерпретации нации и национальных интересов в различных идеологических
системах и стилях мышления.(72) Дитрих Гейер писал о различных функциях и
вариантах русского национализма.(73) Каппелер говорил о неясности самой
концепции русской нации; в нее могли включаться: 1) все подданные Империи;
2) члены привилегированных сословий (в соответствии с предмодерной
концепцией natio; 3) русские-православные (имеются в виду великороссы) или
4) все восточные славяне, в духе традиционного значения понятия Русь.(74)
Попробуем все это упорядочить применительно к нашим задачам. Это
значит, что мы попытаемся выстроить систему возможных идеологических реакций
на проблему соотношения государства и нации в царской России, обращая
преимущественное внимание не на социально-политические аспекты концепций, но
на их отношение к проблеме пространственных и этнических границ нации и к
желательному типу государственных отношений, как-то: империя, унитарная
нация-государство, федерация, ряд независимых государств. Эти реакции мы
будем рассматривать как "идеальные типы", то есть логически целостные и
последовательные. В жизни, конечно, они чаще выступали в незаконченных или
смешанных формах, хотя и для наших "идеальных типов", как правило, можно
подобрать реальные примеры.
Во-первых, вполне можно было быть российским империалистом, не будучи
при этом русским националистом. Собственно, российские императоры долгое
время и были таковыми, заботясь о сохранении империи прежде всего как
родовой собственности. Во-вторых, можно было быть русским националистом,
отрицая империю, считая, что ее сохранение наносит ущерб интересам русской
нации, и видя будущее в создании на этом пространстве ряда независимых
национальных государств, в том числе русского национального государства.
Между этими полюсами помещается целый ряд других возможных позиций.
Стремление к сохранению и даже расширению империи могло сочетаться с
национализмом, то есть рассматриваться как соответствующее интересам
русских. Идеологическое оформление этого тезиса могло идти по линии
"национального эгоизма", но также и через идею "цивилизационной миссии".
Экспансия могла обосновываться и через панславизм, который, в своей
"демократической" версии, предполагал растворение империи в более обширном
союзе славянских народов. Сохранение империи можно было видеть через ее
русификацию и превращение из империи в нацию-государство. При этом одни
считали, что это осуществимо в условиях самодержавия, и делали акцент на
традиционных формах русификации, то есть обращении в православие, вставая в
определенном смысле в оппозицию принципам модерного национализма. Другие, в
большем соответствии с националистическими принципами, полагали, что путь к
цели лежит через демократизацию и ускорение экономического развития,
создающие более благоприятные условия для языковой и культурной ассимиляции.
Можно было и проводить различие между русской нацией как ядром империи