"Максим Михайлов. Мы все осетины " - читать интересную книгу автора

уже малозначащие на практике детали.
- Бац, и все! - пьяно улыбаясь заявил я прямо в нервно вздрагивающее
лицо Фимы и для пущей убедительности звонко хлопнул в ладоши. - Бац, и все!
На хер я с тобой поехал, придурок?
- Идиот! Шут гороховый! - фыркнул одноклассник опять внаглую без
очереди булькая бутылкой.
Оторвался, оттирая рукавом губы, сипло вдохнул и пояснил свою мысль
более развернуто:
- Пуля она тоже, конечно, бывает шальной, с дуру выпущенной. Но это
редко. Как правило, пуля - штука адресная, лично кому-нибудь конкретному
предназначенная. А на фотографа зачем пулю тратить? Он же тебе не друг и не
враг, он в этих разборках и вовсе не участвует. Бывает, конечно, но чаще
случайно, если вдруг попадешься под горячую руку. А пушки? Ты хоть сам
представляешь себе, что это такое? Это как в анекдоте: "Посыпь его мелом,
щас палицей ебну!". Это как огромной дубиной. Хрясть, и все! Кто не
спрятался, я не виноват! По всем разом, скопом, без разбора и сортировки.
Без разницы кто ты: солдат, мирный житель, врач без границ, корреспондент...
Один черт, не зарылся вовремя в землю, и кишки наружу... чувствуешь теперь
разницу?
Я молча кивнул, забирая у него бутылку. Говорить с ним мне больше
сейчас не хотелось, даже не из-за нарисованной только что яркими мазками
замешанных на смертельном страхе красок картины. Просто не хотелось, скучен
стал этот разговор. Это нелепое выворачивание наружу неадекватных, постыдных
для мужчины чувств. Нет, не так, это я вру! В самом страхе нет ничего
постыдного. Ничего не боятся только дураки и покойники. Бояться можно и
нужно, в конце концов, страх бывает и вполне позитивный, главное не потерять
от него голову, не позволить ему диктовать тебе дальнейшие действия, не
поддаться ему, выстоять, оставаясь человеком. Не превращаться в этакое вот
хнычущее над бутылкой аморфное существо. Тоже мне, а еще мужик! Распустил
сопли! Смотреть противно! Однако сидящее напротив существо не желало
униматься, оно в порыве пьяной откровенности продолжало увлеченно
исповедоваться мне, требуя разделить его чувства, понять его, пожалеть...
- Я ведь чего туда поехал? Понимаешь, иначе нельзя было... Какой же ты,
к матери, стрингер, если ни разу не был ни в одной горячей точке? Никакой!
Полное фуфло! Никто с тобой работать не захочет, потому что у тебя нет ни
имени, ни имиджа, и вообще ты никто... Обязательно надо съездить,
обязательно! Ну, вот, я и поехал... - он всплеснул руками и покачнулся.
С минуту мне казалось, что вот сейчас он просто грохнется с
подоконника, но после нескольких судорожных взмахов ему удалось вновь
обрести равновесие.
- Тут ведь как? - продолжал Фима заговорщицким тоном. - Никто ведь тебя
там не будет контролировать и смотреть где ты реально был или не был. И на
войне люди могут устроиться нормально. Я в само Сараево, ну где реально бои
были, и выезжал-то всего два раза в периоды затишья. Только тс-с! Никому! -
он значительно прижал палец к губам, подозрительно обводя взглядом пустую
комнату. - Я же не дурак! Вооруженных до зубов вояк можно было нормально
фотографировать и барах Пале. Они там даже колоритнее и воинственнее
выглядели, чем на передовой. Те вечно грязные, ободранные, негероические
совсем, а эти красавцы, кровь с молоком, косая сажень в плечах, амуниция и
форма новенькие, оружие начищенное, совсем другое дело.