"Максим Михайлов. Мы все осетины " - читать интересную книгу автора

нерешительно, но тут же был остановлен, так и не закончив мысли.
- Нечего тут кочевряжиться! То же мне прынц нашелся! Лед ему подавай,
не хочешь пить, не пей. Давай сюда пузырь, не задерживай!
- Ага, щас прям! - обрезал я потянувшегося уже за бутылкой приятеля и с
опаской хлебнул из совершенно неудобной формы горлышка.
Виски воняло откровенной паленой сивухой, не знаю от того что теплое,
или действительно так и полагается, но по мозгам ударило исправно, унимая
сотрясающую руки противную дрожь, разливаясь где-то внутри приятным теплом.
Глотку скрутило в мгновенном рвотном приступе, когда проглоченное пойло
вдруг неудержимо запросилось обратно, но усилием воли я сдержался и
протолкнул-таки остатки жидкости в желудок. На глазах аж слезы выступили. Но
уже через несколько секунд на душе ощутимо захорошело. А окружающий мир стал
гораздо менее гнусным. Фима молча выхватил волшебную бутылку из моих
расслабленных пальцев и надолго припал к горлышку. Слышно было жадное
бульканье, звездный свет выхватывал из темноты, расцвечивая серебром,
ходящий взад-вперед в такт глоткам кадык. Почему-то это зрелище показалось
мне чрезвычайно забавным и я глупо хихикнул, прикрывая рот ладонью. Потом
бутылка снова вернулась ко мне, и теперь теплое вонючее виски лилось внутрь
уже без сопротивления, похоже организм осознал наконец, что эта отрава в
данный момент ему просто необходима и смирился, посчитав ее меньшим злом.
Комната слегка покачивалась в темноте, словно палуба океанского
корабля, звезды ободряюще подмигивали с неба, гладили лицо мягким рассеянным
светом. Сосредоточенно присосавшийся к бутылочному горлышку Фима, казался
милым и забавным малышом. Ага, отлученный от груди младенец, уже сам из
бутылочки сосет, кажется так было у кого-то из классиков. Очень точно
подмечено. Соответствует моменту. Фима наконец отлип от источника
живительной влаги и шумно выдохнув, откинулся назад, опираясь спиной об
оконную раму. Послышался странный дробный стук, тихий и неравномерный. Я не
сразу понял, что это стучат зубы моего приятеля. Он вымученно улыбнулся в
ответ на мой вопросительный взгляд.
- Можно подумать тебе не страшно, супермен хренов?
Страшно? Да, наверное... Впрочем не знаю, может быть я просто не успел
испугаться? Не хватило воображения представить, жуткие последствия ночного
обстрела для меня лично? Надо же, какая эмоциональная тупость, а еще
художник. Отчего-то мне стало вдруг обидно за себя и, пытаясь взять некий
реванш, я спросил с подковыркой:
- А ты что, прям вот так вот до судорог испугался? Ты же у нас отважный
стрингер и на войне не в первый раз. Или врал тогда, что в Боснию ездил?
- Причем здесь это! - он досадливо отмахнулся рукой, вновь вне очереди
припав к бутылке. - Тогда я молодым дураком был, теперь все другое. Да и не
обстреливали нас там из орудий. Ты что, сам разницы ни фига не улавливаешь?
Я отрицательно качнул головой, тупо глядя ему прямо в глаза. Я
действительно не видел никакой разницы. Да, наверное приятнее когда тебе
аккуратно бамкнет прямо в лоб снайпер, и ты умрешь раньше, чем успеешь
понять, что собственно произошло, чем если тебя разорвет, к примеру, пополам
артиллерийским снарядом и придется корчиться в грязной пыли испытывая жуткую
боль и видя рядом собственные оторванные ноги. Но ведь и смерть от пули тоже
может быть разной. А если пулевое в низ живота? В мочевой пузырь? Видел я
такие ранения в прошлой жизни - врагу не пожелаешь. А вообще-то скорее всего
никакого принципиального различия нет, смерть, она смерть и есть, остальное