"Вацлав Михальский. Храм Согласия ("Весна в Карфагене" #4) " - читать интересную книгу автора

чего глупо это выглядит со стороны, когда повидавшая виды женщина
представляется непорочной девой. - Вам должны понравиться подарки.
- Не возьму. Не заработала, а зря не беру.
- Вы очень обидите нас, очень! - В голосе Марии было столько тепла и
искренности, что Хуа сдалась.
- Хорошо. Спасибо за подарки. На обратном пути будьте осторожны - скоро
немецкое наступление, это опасно. Кстати, вы знаете, что у вас война?
- У туарегов? - испуганно спросила Уля.
- У русских, - усмехнулась Хуа. - Вчера на рассвете Германия напала на
Россию.
Чернокожая служанка знахарки проводила их за калитку тесного дворика,
обнесенного высоким глинобитным забором. Мария и Уля молча подошли к
дожидавшимся их туарегам, сели на лошадей и поехали бок о бок.
Жгучее африканское солнце пекло голову, улочки Триполи почти
обезлюдели - народ попрятался от надвигающегося полдневного зноя.
- Теперь, Улька, это и наша с тобой война, - сказала Мария после
долгого молчания.

X

Обратный путь был не так утомителен, как дорога в Бер-Хашейм, и потому,
что Хуа вселила в них надежду, и потому, что с каждым переходом они
приближались к дому. Караван шел как обычно, часов с трех ночи, а
останавливались они за полтора часа до захода солнца, чтобы успеть разбить
лагерь, покормить и напоить верблюдов да и себе приготовить ужин.
Весь долгий, знойный, крайне утомительный день пути Мария и Уля
проводили в паланкинах, хоть как-то защищавших их от жгучего, слепящего
солнца и устроенных на одногорбых спинах верблюдов таким образом, что можно
было дремать и не бояться, что тебя потеряют в пути.
Дорога убаюкивала, располагала к размышлениям и воспоминаниям.
Собственно, это был единственный способ ненадолго забыться и преодолеть
нудность многочасового пребывания на мерно покачивающейся спине верблюда; в
его иноходи было что-то очень похожее на морскую качку, так что не зря
называют верблюдов кораблями пустыни, а арабы, в свою очередь, называют
корабли верблюдами моря. Конечно, Мария думала об Антуане, благодарила Бога,
что он в прямом смысле послал его с небес. Когда она сейчас думала об
Антуане, то ей было ясно, что жила она на самом деле в детстве, потом -
когда была влюблена в адмирала дядю Пашу, и живет теперь, при Антуане, а
посередине - пустота, ее женское безвременье, выживание, но не настоящая
жизнь. "А Сашенька, наверное, растит детей. Или пойдет воевать? Боже, как
там моя мамочка, где она, в каком уголке России? И почему в больнице, в
Праге, я назвалась Галушко? Как это странно, я ведь и двух слов никогда не
сказала с этим Сидором Галушко, только запомнила на всю жизнь, как
неправильно смотрел он на молящуюся маму, давным-давно, в церкви на Нерли,
где так сладостно пахло душистыми травами, разбросанными от входа до
иконостаса. Странно, очень странно... Боже, опять война в России! Сколько
можно уничтожать наш народ? Господи! Спаси и сохрани Россию!"
На семнадцатый день пути в Тунизию, перед рассветом, когда караван, как
обычно, был в пути, война напомнила о себе. Сквозь дрему Мария расслышала
далекий гул. Встрепенувшись, она прислушалась. Гул нарастал, он катился с