"Вацлав Михальский. Храм Согласия ("Весна в Карфагене" #4) " - читать интересную книгу автора

- Чьи?
- Немецкие.
- Немецкие? - Лицо Ивана Павловича помолодело, глаза наполнились ясным
светом. - Я бы такого не пропустил! Немецкая муха теперь мимо меня не
пролетит, не то что танк. У меня с ними теперь навсегда свои счеты.
- И все-таки вы подумайте, мало ли...
- Тут и думать нечего, - усмехнулся Иван Павлович. - В последний год в
наши порты вообще не поступало никаких тяжелых грузов.
На прощание Мария попросила разрешения сорвать виноградный листик.
- Пока они очень нежные, - сказала Мария, - а через два-три дня станут
совсем другими, не новорожденными.
Иван Павлович поднялся с кресла, сорвал зеленый листик и бережно
протянул его Марии на разбитой постоянной работой и от этого заскорузлой
широкой ладони. Мария успела заметить, что линия жизни у Ивана Павловича
очень длинная.
- Положите между страницами хорошей книги, - сказал инженер-механик, -
и, может, вспомните когда-нибудь моего Мишу, меня, наш домик, этот день...
Взяв с ладони Ивана Павловича еще опушенный тончайшими ворсинками
ярко-зеленый виноградный листик, Мария поклонилась хозяину в пояс и сбежала
по каменным ступенькам терраски.
День стоял предлетний, тихий, с высоким пустынным небом, с теплым
свежим ветерком с залива, который в простонародье называется моряной, а
по-научному - как в России, так и здесь - бриз.
Мария огляделась вокруг, стараясь запомнить и маленький домик
Груненковых, искусно сложенный из белого известняка, и такой малороссийский,
такой родной палисадничек, и темную глубину открытой настежь двери, из
которой тысячи раз выходил когда-то смутивший ее душу юноша, выходил, а
теперь не выйдет; и блеск мягкого солнышка на белых лакированных крыльях ее
кабриолета, и теснящиеся домишки русского квартала, и звонкий женский крик:
"Катя, домой!", и синюю гладь тунисского залива, и гордого Ивана Павловича,
наотрез отказавшегося от ее денег, и вдруг разрезавший издалека округу
заунывный клич муэдзина, призывающего правоверных на молитву. Мария
поцеловала нежный зеленый листик, понюхала его, стараясь определить, чем он
пахнет. От едва народившегося виноградного листика исходил запах вечной
жизни - так ей показалось, а может быть, так и было на самом деле. Мария с
легким сердцем села в машину, а по приезде домой, как и просил Иван
Павлович, положила виноградный листик в хорошую книгу - в Библию. Более
важной книги она не знала.

VI

Красивую Нину, маленькую конопатую Верочку, неприметную снайпершу Лизу
и краснощекую повариху Нюсю начальник госпиталя комиссовал по состоянию
здоровья. Он уволил их из армии подчистую не потому, что в этом была
объективная необходимость, а оттого, что война заканчивалась и старый
генерал не захотел рисковать молодыми жизнями еще бездетных женщин, как бы
припрятал их от огня на свой страх и риск.
Александра осталась в строю в связи с острой нехваткой в госпитале
операционных сестер высшей квалификации. Собственно говоря, она была
единственная в своем роде, так что уволить ее не представлялось возможным,