"Вацлав Михальский. Храм Согласия ("Весна в Карфагене" #4) " - читать интересную книгу автора

случайно, и все начало складываться. Без нахрапа, по-человечески, за это я
его зауважала, а теперь кажется, что до него и не было ничего, что все
бывшее мне приснилось.
- Повезло, - сказала повариха Нюся. - По тебе: ты и красивая, и
приличная.
- Спасибо, Нюся! - засмеялась Нина.
- Говорят, он разведенный? - вставила снайпер Лиза.
Александра и Верочка молчали. Первая потому, что не считала нужным
расспрашивать, а вторая оттого, что все, о чем рассказывала Нина, ей,
девственнице, было до такой степени интересно, так горячо, что зеленые
глазки ее горели и даже нос покраснел, хоть она и пудрилась.
- Нет. Жена умерла в родах. Остался сын. Сейчас два годика, с его мамой
в Москве. Мама Анфиса Яковлевна в каждом письме к Федору Петровичу и мне
привет пишет. Он мое фото ей посылал. Сказал: "Мама у меня по глазам
определяет людей". Значит, определила, что я не такая уж пропащая, если
приветы передает.
Нина замолчала. И никто больше ее не расспрашивал. Все слушали, как
шумит за окном ветер, и каждая думала о самом сокровенном для женщины - о
материнстве... О своем собственном материнстве, возможном или невозможном.
На том они и уснули, кто до отбоя, кто после.
А сегодня, утром 31 января 1945 года, Нинин генерал прислал коробку
"Шанели", и все они красились, душились трофейными духами и целый день
хохотали, как заведенные.
Александра отказалась красить губы.
- Ты почему не красишь? - спросила ее Нина.
- Не для кого.
- Ну это ты брось! У тебя муж не погиб, и ты его не похоронила, как я
своего Колю. Твой пропал без вести, а это еще ничего не значит. Так что не
накликай беду - красься, ему это будет приятно.
Александра согласилась и чуть подкрасила губы.
Скоро в палате стоял такой запах духов, что пришлось приоткрыть дверь.
Открывать еще и форточку побоялись, чтобы не просквозило кого-нибудь.
Оказывается, все хорошо в меру и даже прекрасное от перебора может
измениться. А когда потянуло "Шанелью" по всему этажу, то к ним в палату,
вежливо постучавшись, вошел сам генерал Иван Иванович - начальник госпиталя.
Пока он стучался и покашливал за дверью, все пятеро успели шмыгнуть под
одеяла.
- Смирно! - звонко подала команду Нина, и женщины дурашливо вытянулись
под одеялами.
- Вольно! - сдерживая смех, скомандовал генерал. - Как славно, что вы у
меня не просто военнослужащие, а прежде всего женщины, да еще какие
хорошенькие! А скоро мир, девочки. Скоро по домам. Дай Бог, чтобы все мы
добрались до родного порога. - И вдруг генерал широко, троекратно
перекрестился своею культей, затянутой в лайковую перчатку.
То, что генерал перекрестился, удивило всех, особенно Александру, и,
когда Иван Иванович взглянул на нее с улыбкой, она ответила ему тем же.
- Ну, жизнь хороша, а, Александра?
- Так точно, товарищ генерал-майор медицинской службы! - отчеканила
Александра бодрым голосом.
- Прелесть какая! - сказал Иван Иванович. - Как я за тебя рад.