"Вацлав Михальский. Храм Согласия ("Весна в Карфагене" #4) " - читать интересную книгу автора

минимум, с десятью посадками. Тут только в один конец три тысячи километров.
- Ничего, мы пойдем караваном, месяца за три управимся. Но ты должен
мне пообещать, что не сбежишь на войну до моего возвращения!
- Обещаю. - Антуан нежно и крепко обнял ее.
Марии нравилось, что ее муж обладает большой физической силой,
исключительной храбростью, много знает, много умеет, но никогда этим не
кичится. Этим он живо напоминал ей адмирала дядю Пашу. Где он сейчас? В
какой из Америк?

IV

Александра Александровна вернулась в строй только к концу февраля 1945
года. Да и то благодаря Папикову. Трудно сказать, как бы повернулось дело,
не будь Папикова, какой была бы цена врачебной ошибки. Загнанное внутрь
острое воспаление, сепсис, гангрена... Всякое могло произойти, может быть,
ампутация ноги, а в худшем случае потеря самой жизни. Такая уж у хирургов
доля: если они попадают на стол, то сплошь и рядом все идет так бездарно и
тупо, с такими нелепыми ошибками, что и нарочно не придумаешь. Наверное,
само Провидение напоминает им таким образом об особой ответственности их
профессии.
Через каждые два дня Папиков осматривал рану, менял
масляно-бальзамические повязки Вишневского.
- Не ваша это работа, товарищ полковник, - не раз пыталась остановить
его Александра.
- Не ваше это право, товарищ младший лейтенант, делать мне замечания, -
отшучивался Папиков, лукаво взблескивая из-под очков черными печальными
глазами. При этом в его сипловатом голосе было столько родственного
внимания, что всякий раз после его визита Александра чувствовала
необыкновенный прилив сил и с каждым днем в ее душе возрождалась вера, что
она снова заговоренная и ни пуля, ни осколок, ни штык - ничто ее не возьмет!
На седьмой день после ранения Александра встала на костыли, а на
одиннадцатый Папиков начал помаленьку стягивать кетгутовые швы, стягивал их
каждые три дня, пока не сблизил края раны с тем совершенством, на которое
только он и был способен в госпитале.
- Все! Скоро рана окончательно гранулируется, и на Восьмое марта будете
плясать вприсядку. Да и Наташа заждалась, никак не приладится к другим
сестрам, - сказал как-то Папиков.
И Александра вдруг обратила внимание, что имя "старой" Наташи главный
хирург произнес совсем не так, как, бывало, произносил его прежде.
Александра была слишком женщина, чтобы не уловить ту новую интонацию, с
которой он произнес имя напарницы. Неужели у них роман?!
Раньше она воспринимала Наташу только как коллегу и особо к ней не
присматривалась. Оказывается, она даже не помнила, какого цвета у Наташи
глаза.
Лет через пятьдесят, в годы антисоветской власти, на даче у богатой
Нади, которая что-то беспрерывно пристраивала к своему дому, работали парни
из южнорусского шахтерского городка, где вместе с исчезновением советской
власти исчезло для них и право на труд, поскольку шахты позакрывались, а
взамен них ничего другого не возникло. Как-то Александра Александровна
спросила одного из этих парней: