"Вацлав Михальский. Храм Согласия ("Весна в Карфагене" #4) " - читать интересную книгу автора

Они долго молчали, а потом Мария попросила мужа:
- Антоша, пожалуйста, расскажи мне еще о своем детстве.
- Тебе это не скучно?
- Что ты! Детство - самая важная часть жизни.
- Трудно рассказывать о пустом месте. Я был заморышем, и меня иногда
обижали сверстники. Учился я очень плохо, так что и учителя меня не
жаловали. Когда мне было двенадцать лет, я впервые увидел самолет. В один
прекрасный весенний день в ясном небе над нашим пансионом в невысоких горах
пролетел самолет. Я провожал его глазами дольше всех, пока он не скрылся за
горой...
Скоро из разговоров учителей я узнал, что километрах в двадцати от нас,
в долине, вступил в строй военный аэродром. Теперь самолеты летали над нами
каждый день. Я понял, что должен стать летчиком. Однажды, притворившись
больным, я не пошел на завтрак и сбежал из пансиона. Чтобы не навлекать
подозрений, я ушел в легонькой форменной одежде, не прихватив с собой
ничего, даже куртку, хотя еще стояла ранняя весна и было не так уж тепло. Я
не пошел проезжей дорогой из нашего пансиона в долину, а пробирался по ее
краю, бездорожьем, чтобы всегда можно было спрятаться при первых звуках
погони. К полудню я так устал, что ноги мои отказывались сгибаться, тогда я
впервые в жизни понял, что спускаться с высоты гораздо трудней, чем
карабкаться вверх. Это истина, но мало кто приходит к ней в двенадцать лет.
В деревушке на полпути к аэродрому я подсел к крестьянину, перевозившему на
своей лошадке колбасы, сделанные в деревне специально для продажи в столовую
аэродрома. Копченые колбасы пахли так вкусно, что я заплакал, и хозяин
угостил меня порядочным куском колбасы. На аэродроме меня отвели к
начальнику. Я сказал ему, что должен стать летчиком. Я так и сказал - "я
должен", чем вызвал у него улыбку.
"То, что ты должен стать летчиком, похвально, но сначала надо окончить
пансион. Неуч никем не может стать. - Тут он улыбнулся чему-то своему и
добавил: - Кроме политика, разумеется".
Короче, меня отвезли в пансион. Через неделю я опять был на аэродроме,
и меня снова вернули обратно. Когда я прибыл в четвертый раз, начальник
сказал: "А ну-ка поедем в твой пансион вместе, я хочу поговорить с
настоятелем".
Они говорили не меньше часа. Потом призвали меня. Как я сейчас понимаю,
и настоятель, и начальник аэродрома были умные, добрые люди. Мне разрешили
жить на аэродроме, а раз в месяц привозить в пансион выполненные задания и
получать новые. Я окончил пансион экстерном, в пятнадцать лет, и в
семнадцать поступил в летное училище, к которому был подготовлен, как никто
из моих однокашников. Через полтора года началась мировая война, и нас
выпустили из училища досрочно. В декабре четырнадцатого я принял свой первый
бой и чудом дотянул до родной полосы. Ну а потом был Верден и прочее, я стал
известен в авиации. Так что в двадцать пятом году, когда мы пересеклись с де
Голлем, я был давно признанный ас, говорят, это особенно его взбесило.
- Так ты был чем-то вроде юнги на корабле?
- Да. Сыном эскадрильи.
- И таким толковым, что экстерном окончил пансион?
- Ничего подобного! Я всегда был туповат, но ненависть - сильный
стимул. Пансион я ненавидел, мне хотелось окончить его как можно быстрее и
забыть раз и навсегда.