"Геннадий Михасенко. Милый Эп " - читать интересную книгу автора

- Значит, отец у вас голова, - сказала тетя Поля и без дальнейших
вопросов пропустила меня, рассуждая сама с собой: - Это хорошо, что отец, -
рука крепше. И выдрать и приласкать - все крепше. А что она, мать-то, кроме
как пилить. Уж по себе знаю. Вон какие, а я все пилю... Плюнул, поди, в
кого? - спросила она, когда я вынырнул из-под перекладины, застегивая плащ.
- Нет.
- Бесстыдник. Отцам делать нечего, только с вами нянчиться! Резинкой
стрелял?
- И это нет, тетя Поля.
- Бесстыдник!.. Чего же ты вытворил?
Мне вдруг захотелось признаться, что ничегошеньки я не вытворил, что
это со мной вытворили, но, увидев озабоченную физиономию тети Поли, коротко
сказал:
- Обозвал учительницу.
Всплеснув руками, тетя Поля охнула:
- Сбесился ты, что ли!.. Да кто же это учителей обзывает, головушка
твоя задубенная? Ведь учитель для вас - все, непутевые вы черти!
- Гуд-байте, тетя Поля!
- Веди, веди отца! Веди, бесстыдник! Фамилия-то как?
- Эпов.
- Чей?
Но я, мимоходом глянув в большое вестибюльное зеркало на свою
долговязую, нескладную фигуру в берете, уже выскочил на крыльцо. Хлопок
двери отрезал меня сразу и от ворчаний тети Поли, и от сонливой духоты, и
от всех-всех невзгод школьной жизни.

А на дворе что делалось! Ходуном ходила густая снежная мишура. Она
шаталась, скручивалась, дергалась, то с шуршанием захлестывая ступеньки, то
сползая с них. А шел уже май. В тени палисадников, домов и под пластами
мусора дотаивали последние островки сугробов.
У крыльца, полузаштрихованный метелью, звонко постреливал мотоцикл. За
рулем, подгазовывая, сидел Толик-Ява, из девятого "Б", в красном шлеме и в
очках, ждал кого-то. Странно, идут занятия, друзья в классе, а он
раскатывает, да еще возле школы. Получил права - так гоняй на пустыре, если
радость распирает, а хамить-то зачем?.. Хотя и я не лучше!
Я нырнул в снеговорот и захлебнулся. Хорошо! Очень кстати эта заваруха
для нейтрализации моего кислого настроения, а что оно кислое, коню понятно,
как говорит Шулин.
"Все! - зло думал я, спотыкаясь о желваки застывшей грязи и дробя
каблуками лед пустых луж. - Решено! Сегодня объяснюсь с родичами! Хватит
морочить людям голову!"
Еще в конце седьмого класса на меня стала накатываться какая-то
необъяснимая тоска. Нет-нет да и накатится, прямо на уроке. Уплывают
куда-то учебники, лица друзей, доска, растворяются и замирают звуки - я
вроде слепну и глохну.
Летом мы с отцом пересекли на машине Западную Сибирь и объездили все
русские старинные города: Владимир, Суздаль, Переславль-Залесский, Ростов
Великий - волшебные места; потом я поработал на детской технической станции
и развеялся, забыл свои тревоги. Но едва начались занятия в школе, опять
затосковал, представив, что не проболей я во втором классе целых полгода, я