"Николай Григорьевич Михайловский. Таллинский дневник " - читать интересную книгу автора

больше углублялся в нашу страну. С объяснения этого факта и начал Цехновицер
свою лекцию. Говорил он страстно, убежденно. Это было живое слово
пропагандиста, доходившее до самого сердца слушателей.
Лекция кончена, но долго еще стоял Цехновицер в толпе, курил и
беседовал со слушателями. Наконец все разошлись - было поздно.
Перед тем как лечь спать, мы вышли на улицу, охваченную ночной тишиной.
С моря доносились раскаты артиллерии.
- Эх, жаль, после гражданской войны мало занимался военным делом, -
говорил Орест Вениаминович. - Будь я крепче подкован, в тысячу раз полезнее
был бы на фронте.
Неожиданно на нас надвинулось несколько теней, и мы услышали окрики:
- Стой! Пропуск!
Синий свет фонарика упал на наши лица. После обычной проверки
документов послышался удивленный и обрадованный возглас:
- А, товарищ профессор! Вас-то мы знаем. Вы у нас выступали.
Мы пошли дальше. Ночная встреча с патрульными, для которых Цехновицер
был старым знакомым и желанным лектором. - не случайный эпизод. Скоро я
убедился, что "товарища профессора" ждали везде. Он был популярен на
кораблях и в частях Балтики. Его острый ум, широкие знания и тонкий юмор
особенно ценили моряки. Никогда он не повторялся. Об одних и тех же вещах
каждый раз умел сказать по-новому.
Еще до войны, в Ленинграде, мне иной раз приходилось слышать такое
мнение о Цехновицере: "Человек талантливый, но... - тут мой собеседник
недоумевающе подергивал плечами, - очень уж беспокойный у него характер".
Да, беспокойство было одной из характерных черт Цехновицера -
беспокойство за судьбу каждого порученного дела.
Он умел ценить то, что ему дала Советская власть, и в благодарность
отдавался труду, творчеству весь без остатка и в этом видел смысл своей
жизни.
Гражданскую войну прошел рядовым солдатом. Интерес к литературе
зародился у него еще в окопах, уже там он мечтал об учебе. В потертой
шинели, в шлеме и обмотках приехал первый раз в Ленинград. Весь его
несложный багаж умещался в вещевом мешке. Один крупный литературовед, к
которому прямо с вокзала явился Цехновицер, искренне удивился, когда
красноармеец вместе с фронтовыми документами извлек из мешка "Божественную
комедию" Данте.
Приехав первый раз в незнакомый город, Цехновицер поселился в зале с
позолоченной отделкой, в одном из бывших барских особняков на Неве, недалеко
от памятника Петру I. Прежде чем обзавестись самыми необходимыми вещами, он
начал приобретать книги. Библиотека была первым имуществом, которое
появилось в его квартире. Переплетчики стали завсегдатаями его дома. Он
любил и холил книги, точно живые существа. В самые трудные времена
выискивался где-то добротный коленкор, и каждая новая книжечка
переплеталась. Перед войной его библиотека насчитывала многие тысячи томов
различной литературы на французском, немецком, английском и итальянском
языках. Этими четырьмя языками профессор Цехновицер владел свободно, и книги
Франса, Золя, Роллана, Гете, Гейне, Шоу он читал в подлинниках.
У Цехновицера была жажда к познанию всего, что его окружало. И за
короткое время он успел увидеть самое интересное, что было в Таллине, и
говорил о городе со свойственной ему восторженностью: