"Николай Григорьевич Михайловский. Рассказы о советских флотоводцах " - читать интересную книгу автора

Быстров прислушивался, но не отвечал, боясь рассеять внимание, потому
что близилось самое важное - исход боя, и тут нужна предельная собранность
ума и душевных сил.
Сейчас корабли маневрировали: "Право руля... Лево руля... Так
держать!", сбивали пристрелку, уклонялись от прямых попаданий, а внутри
что-то подсказывало Быст-рову: "Ты под огнем. Давай предельный ход! Быстрота
сближения все решит!" Он перевел ручку телеграфа на "самый полный" и ощутил
дрожь всего корпуса, точно это был человек, которого схватил приступ
лихорадки.
Он понимал: нельзя долго держать такой ход, котлы не выдержат
предельного давления, а вместе с тем он находился во власти боевого азарта,
всем своим существом ощущал, будто сейчас решается кто кого. И ради победы
этот корабль, и его собственная жизнь - все-все должно быть поставлено на
карту.
- Дым!
С носа и кормы потянулись густые желтые клубы, окутавшие корабль и
быстро растекавшиеся над водой.
Миноносец стремительно мчался навстречу кораблям "синей" стороны,
готовый врезаться в их строй. Только ветер завывал в вантах. И когда
доложили - дистанция семь кабельтовых, Быстров громко кликнул в переговорную
трубу:
- На торпедных аппаратах!
- Есть! - ответили ему.
- Торпедные аппараты, товсь! Оттуда ответили: "Товсь!"
И тогда он жестко скомандовал:
- Пли!
Дрогнула палуба, мелькнули огненные вспышки, поднялись клубы дыма. Три
торпеды плюхнулись в воду и понеслись навстречу "противнику". С той стороны
не сразу вспыхнули прожекторы, а когда они осветили узенькие дорожки, по
которым шли торпеды, было уже слишком поздно, маневр уклонения не получился,
и десятки глаз наблюдали, как учебно-боевые торпеды после удара о борта
плавбазы исчезли и тут же всплыли.
Только теперь Быстров облегченно вздохнул и в наступившей тишине
услышал все тот же шепелявый голос посредника, обращенный к командующему:
"Товарищ флагман! Разрешите дать отбой, картина, на мой взгляд, предельно
ясная".
- Согласен... Добро! - коротко отозвался Душенов, молча наблюдая
построение кораблей в кильватерную колонну.
Скоро самолеты улетели. Погасли прожекторы. Корабли, скорее,
угадывались, нежели виделись по кильватерным огням. Только сердитое море
по-прежнему билось и клокотало у бортов, да встречный ветер ударялся в
парусину обвесов, с ревом обтекал мачты, надстройки и несся дальше в
океан... Да звезды в небе были нейтральны...
Все поверяющие и гости, долгие часы находившиеся на мостике, сейчас
вместе с командующим спустились в кают-компанию на ужин.
Быстров остался на мостике в привычном обществе рулевого и
сигнальщиков. Казалось, он встал после болезни: голова кружилась, в ногах не
ощущалась привычная твердость. Многодневное напряжение давало себя знать.
Хотелось повидать Чернышева. Увы, его поблизости не оказалось. Не
любитель мельтешить на глазах у начальства, он большую часть времени