"Николай Григорьевич Михайловский. Штормовая пора " - читать интересную книгу автора

эстрады, исполнял популярную до войны "Кукарачу".
В центре города, в кафе под большим полосатым шатром, сидели за
столиками шумные компании: мужчины в легких кремовых костюмах, дамы в
изысканных туалетах. Им некуда было спешить. Часами они просиживали за
порцией мороженого, не торопясь, тянули через соломинку коктейли и тоже
говорили о войне... со смехом и злорадством. Они не маскировались, не
прикидывались друзьями Советской власти. Наоборот, они открыто ждали
фашистов, ждали возможности вернуть фабрики, дома, магазины, ставшие в
1940 году народным достоянием.
Я выглядел, вероятно, нелепо - с пистолетом на ремне, с противогазом
на боку, с чемоданом в одной руке и букетом колокольчиков в другой.
Знакомый журналист, которого я встретил у штаба флота, смерил меня с ног
до головы скептическим взглядом и спросил:
- Ты откуда же такой взялся?
- Из Ленинграда.
- А цветочки? Это не противогаз ли у тебя в дороге зацвел? Кстати, ты
хоть умеешь им пользоваться?
- Не очень.
- Нам скорее потребуется винтовка, чем эти сумки, - с видом знатока
произнес он.
- Ты думаешь?
- Не думаю, а знаю. Немцы-то у Пярну. Скоро и сюда подкатятся.
Я удивился: ведь Пярну - это сто тридцать километров от Таллина.
Однако, к счастью, мой коллега ошибся. Это "скоро" наступило лишь
через два месяца.


Помнится, я зашел в Дом партийного просвещения, обширное белое
здание, расположенное по соседству с Политуправлением Краснознаменного
Балтийского флота.
В умывальной комнате я увидел обнаженного по пояс человека. Фыркая от
удовольствия, он лил на голову воду, его лицо - продолговатое, худощавое,
с большим выпуклым лбом - показалось мне знакомым.
- Простите, - неуверенно начал я, - вы очень похожи на одного
ленинградца.
- Ленинградца? - переспросил меня незнакомец, вытираясь широким
мохнатым полотенцем. - К вашему сведению, я и есть ленинградец.
Я удивился еще больше:
- Вы очень похожи на профессора Цехновицера... Мне доводилось слушать
его лекции по литературе в Ленинградском университете.
- Похож на Цехновицера? - громко рассмеялся незнакомец. - Трудно быть
похожим на кого-либо другого более, чем на самого себя.
Он начал меня расспрашивать о Ленинграде, и по тому, с каким
вниманием он слушал, как интересовался всеми мелочами, я понял, что он
живет думами о родном городе.
- А вы давно из Ленинграда? - спросил я.
- Кажется, целую вечность, - ответил Цехновицер, - хотя, впрочем,
сегодня пошел всего девятый день.
Мне странно было видеть его в морской форме: в синем кителе с
пуговицами, начищенными до ослепительного блеска, и четырьмя золотыми