"Густав Майринк. Зеленый лик " - читать интересную книгу автора

Красят старые халупы,
Умывают всю Зандстраат,
А домишки, что получше,
Забирает магистрат.
Ни у Нильсена танцулек,
Ни у Чарли нумеров.
А твоей красотке, Рыжий,
Светит монастырский кров.

Засим начался калейдоскопически пестрый ералаш номеров, на эстраде
резво сменяли друг друга курчавые как пудели английские Babygirls,
поражавшие своей агрессивной невинностью; французские апаши с красными
косынками на шеях; сирийские гурии, исполнявшие танец живота так, что было
видно, как пляшет каждая кишка; имитаторы колокольного звона; баварские
частушечники с их мелодичным рыганием.
От всей этой чепухи исходила почти наркотически успокоительная сила,
как будто ассорти нелепостей может таить в себе те странные чары, которыми
обладают детские игрушки, - зачастую они служат более действенным лекарством
для надорванного жизнью сердца, чем самое высокое искусство.
Хаубериссер впал в какое-то забытье, он утратил ощущение времени, и,
когда представление завершилось апофеозом и вся балаганная труппа с
развернутыми флагами всех стран и народов, что, вероятно, символизировало
счастливое водворение мира, покидала сцену под предводительством танцующего
кекуок* негра, который пропел, как водится, слова утешения для "Сьюзи Анны
из Луизианы", только тут Фортунат опомнился, удивившись тому, что не заметил
исчезновения большей части зрителей: зал был почти пуст.
______________
* Кекуок - популярный в начале ХХ в. модернизированный танец
североамериканских негров.

Все четыре соседки по столу тоже незаметно удалились, оставив вместо
себя нежный знак внимания: он увидел в своем бокале розовую визитную
карточку с целующимися голубками и надписью:


[Image004]


Значит, все-таки!...
- Не угодно ли приобрести билетик на дальнейшее представление? - тихо
поинтересовался официант, проворно заменив желтую скатерть белой камчатной,
на которой тут же появился букет тюльпанов и серебряные приборы.
Зверски взвыл вентилятор, изгоняя из помещения плебейский дух.
Лакеи в ливреях прыскали вокруг духами. Бархатная ковровая дорожка
прокатилась красным языком по всему полу до самой эстрады, откуда ни
возьмись появились мягкие кресла серой кожи.
С улицы донесся шум подъезжающих экипажей и авто.
Дамы в изысканных вечерних туалетах и господа во фраках стали заполнять
зал - то же самое интернациональное, с виду прямо-таки великосветское
общество, которое толпилось, едва не затоптав Хаубериссера, у входа в цирк.