"Протоиерей Иоанн Мейендорф. Византийское богословие (Исторические тенденции и доктринальные темы) " - читать интересную книгу автора

Цезарепапизм, однако, так никогда и не превратился в общепринятое начало
византийской жизни. Бесчисленные подвижники веры все время превозносились
именно за свое противодействие императорам-еретикам; воспевавшиеся в церквах
гимны славили Василия за неповиновение Валенту, Максима - за мученичество
при Констанции, и неисчислимое множество монахов, сопротивлявшихся
императорам-иконоборцам в VIII в. Подобные литургические хвалы сами по себе
уже достаточно действенно охраняли тот принцип, что императору подобает
защищать веру, а не определять ее.
На протяжении всей византийской истории именно монахи по-настоящему
свидетельствовали о внутренней независимости Церкви. И то, что Византийская
Церковь по преимуществу была Церковью монашествующих, нашло свое отражение в
характере греческого богословия. Не удивительно поэтому, что те императоры,
которые решились усилить иконоборчество, должны были прежде поддерживать
антимонашеское движение в Церкви, поскольку монашество было, по
необходимости, враждебно цезарепапистскому строю, к которому отдельные
императоры выказывали предрасположенность.
Монахи, количество которых исчислялось тысячами в самом Константинополе, во
всех главных городах и практически во всех краях и уголках византийского
мира, твердо противились компромиссам в вопросах вероучения; монахи, как
правило, отстаивали строжайшую ортодоксию, но случалось, что некоторые из
них ставили свое рвение на службу монофизитству или оригенизму. Начиная с VI
в. кандидатами в епископы избирали почти исключительно иночествующих, так
что византийская духовность и большая часть византийской Литургии
формировались под влиянием монахов. Византийскому христианству недоставало
того, что сегодня именуется "богословием мирского", и за это ответственно
преобладающее положение монашества. Однако то же преобладание монашества не
допустило полного отождествления христианской Церкви с империей, а последняя
неустанно склонялась к попыткам придать себе сакраментальный характер и
приспособить Божественный замысел спасения к своим преходящим нуждам. Как
раз количественное, духовное и интеллектуальное могущество византийского
монашества явилось решающим фактором сохранения в Церкви основополагающего
эсхатологического измерения христианской веры.
В качестве последнего из главных вводных замечаний относительно
специфических черт византийского богословия следует обратить внимание на
важность Литургии для византийских религиозных воззрений. В восточном
христианском мире Евхаристическая литургия, более чем что-либо иное,
отождествлялась с реальностью самой Церкви, ибо Литургия являла и унижение
Бога в принятой Им смертной плоти, и таинственное Присутствие среди людей
эсхатологического Царства. Литургия указует на такие главные реалии веры не
посредством понятий, но через символы и знаки, умопостижимые для всего
собрания верующих. Это центральное положение Евхаристии и является истинным
ключом к византийскому пониманию Церкви и как иерархии, и как общины;
Церковь - универсальная, но доподлинно она осуществляется только в местном
собрании причащающихся, когда грешные мужчины и женщины становятся
действительно "народом Божиим". Такое сосредоточенное на Евхаристии
представление о Церкви побуждало византийцев украшать и расцвечивать
Таинство усложненным и иногда обременительным церемониалом и чрезвычайно
богатой гимнографией, подчиненной будничным, недельным, пасхальным и годовым
циклам. Эти циклы есть еще один истинный источник богословия, наряду с той
сакраментальной экклезиологией, что подразумевается самой Евхаристией. В