"Израиль Меттер. Пятый угол" - читать интересную книгу автора

носил по праздникам столько лет, сколько я тебя помню. Задремывая и
просыпаясь, старухи зашили тебя поверх костюма в саван одной длинной ниткой
без узелков. Теперь я знаю, для чего это делается: на том свете, в который
мы с тобой по-разному не верили, ты выдернул эту нитку в один прием и
предстал на Страшном суде разутый, в своем лучшем костюме. У тебя было что
порассказать Иегове. Не так уж хорошо он устроил наш белый свет, чтобы иметь
право вызывать людей на Страшный суд. И разве мог он хоть чем-нибудь
испугать тебя после того, что ты видел на земле? Вызвать пьяного
харьковского квартального и потребовать право на жительство? Обвинить тебя в
том, что ты ешь мацу с младенческой христианской кровью? Призвать
гитлеровцев на небо? Устроить на твоих глазах процесс врачей-убийц?
Я спокоен за тебя, отец, на том свете. Тебе некого и нечего там
бояться.
После пожара мы переехали на Черноглазовскую улицу. Окна нашей квартиры
выходили вровень с тротуаром, и я быстро научился распознавать людей по
ногам.
Над калиткой нашего дома висела скромная вывеска:

ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ ЛЕЧЕБНИЦА ДОКТОРОВ ЖДАНОВА И ГУРЕВИЧ.

Лечебница помещалась в одноэтажном желтом флигеле, обращенном одной
своей стороной в сад. Больные, которых в те времена называли запросто -
сумасшедшими, - жили в лечебнице подолгу. Большинство из них были
тихопомешанными. Добрые и вежливые, они бродили по нашему двору и по саду
без всякого присмотра. Забредали они и к нам домой в подвальную квартиру.
Первое время я дичился их, а потом привык. Мне и моим товарищам они не
казались такими уж безумными. Интересы и наклонности взрослых чаще всего
чужды детям, быть может, поэтому я не всегда замечал в черноглазовских
сумасшедших разительных отклонений от нормы.
Заходил к нам в подвал Воробейчик. Мать угощала его чаем с сахарином.
Он сидел за столом, церемонно подобрав коротенькие ноги в кальсонах под
стул. Кажется, у него была мания величия, но я этого не чувствовал.
Очевидно, величие его не обременяло окружающих: оно было настолько для него
внутренне бесспорным, что не требовало никаких внешних подтверждений. В этом
смысле деликатное безумие великого Воробейчика выгодно отличалось от безумия
нормальных людей. Ласково гладя меня по голове, он иногда бормотал речи,
обращенные к Учредительному собранию.
Вероятно, каждая эпоха порождает своих сумасшедших: самый замысловатый
бред больного мозга есть, в какой-то степени, отражение действительности.
Человек сходит с ума на современную ему тему.
За единственным решетчатым окном лечебницы Жданова и Гуревич металась в
ночной рубашке растерзанная Соня: в буйном помешательстве ей мерещилось, что
ее насилует эскадрон донских казаков.
Привозили к нам больных с Поволжья - они сошли с ума от голода. Их
черные обглоданные лица и мучительно безразличные, гигантские глаза пугали
меня. Я и не подозревал тогда, что зимой сорок первого года в блокадном
Ленинграде у меня у самого будет такое лицо.
Ходил по нашему саду задумчивый молодой человек в белье и в
студенческой фуражке. Его звали Жорж Борман. С детской жестокостью мы сперва
потешались над ним, но он обезоружил нас своей кротостью и недюжинным