"Израиль Моисеевич Меттер. Оценщик" - читать интересную книгу авторавыходил из себя. - Как это возможно не обидеться, если тебя именно
обижают?.. Я вон в угрозыске протрубил тридцать пять лет, сам говоришь - неплохой был работник... - Замечательный были работник, Яков Степаныч, - сказал Серегин. - Я вас век не забуду. - Ты-то вот не забыл, хоть и срок из моих рук имел, а Санька Горелов сегодняшний день встретит меня на улице, к фуражке не приложится своей белой ручкой... Карев в сердцах выпил. - Закусите "краковской", Яков Степаныч, - жалея его, предложил Серегин и вежливо спросил: - Это какой же Санька? Который по ювелирным магазинам работал? - Да нет, - буркнул Карев, он жевал колбасу, не чувствуя ее вкуса. - У тебя все жулики на уме... К вашему сведению, Александр Юрьевич Горелов получил нынешний год полковника. И на кой бес я тут рассоплился, досадливо сверкнуло в голове Карева, но остановиться он уже не мог: слежавшаяся в нем за долгие годы боль самовозгорелась вдруг, как торф. И не в калгане был избыток температуры, подпаливший эту давнюю боль. - Мой отдел в Управлении знаешь как ребята называли? Штучным. Мы простых дел не расследовали. И Санька этот талант был, сукин сын. Я в него вбил все, что знал, все, что умел! Он же пришел ко мне после юридического слепым щенком - в оперативной работе ни черта не петрил, протокола допроса не умел оформить... Боже же ты мой, как я его любил!.. - Уж очень вы переживаете, Яков Степаныч, - сказал Серегин. - Карев помотал отяжелевшей головой. - И на что, дурак, польстился? На холуйскую должность: перешел от меня к начальнику Управления писать доклады. Башка у него сработала куда положено. И наружность подходящая: костюм пошил себе в модном ателье, завел очки на здоровые глаза, модельные туфельки. Выступит где-нибудь на совещании в исполкоме, в гороно или в редакциях, а там ахают: ах, как выросли кадры милиции! Начальнику приятно - он растил. Да и удобно - Санька сочиняет речи, статьи, обобщает опыт, и все научно, с цитатами из трудов. Ловит-то жуликов нынче не он, а обобщает - он... И стал я, Серегин, нынче негож. Комиссовали меня, подпал под сокращение. Процент роста я им снижаю. Кабы мне кто-нибудь пятнадцать лет назад подсказал, что Санька меня продаст, я бы тому человеку плюнул в глаза... - Вас один человек продал, Яков Степаныч, - сказал Серегин, - а Иисуса Христа - двенадцать любимых апостолов. Это уж, наверное, так заведено, Яков Степаныч. Предать они предали, а веру его, учение его людям понесли. Даже взять Иуду. Не было бы Иуды, не было бы и подвига Христова, и был бы он обыкновенная личность. Сезонник, плотник. - Слушай, Серегин, - улыбнулся Карев, - неужели ты веришь во всю эту хреновину? - Верю, - сказал Серегин. - Две тыщи лет моей вере. - Значит, согласно твоей вере, и Гитлера прощать надо? - Гитлера - не надо, - сказал Серегин. - А как же ты разбираешься: кого - надо, а кого - не надо? - Совестью своей, Яков Степаныч. Душой. - Интересно! Ты своей |
|
|