"Израиль Моисеевич Меттер. Оценщик" - читать интересную книгу автора - Значит, говоришь, доволен жизнью? - спросил Карев.
- Я теперь, Яков Степаныч, ударился в религию, - робея, сказал вдруг Серегин. - Сбалдел, - сказал Карев. - К психиатру тебе надо. - Вы погодите, Яков Степаныч. Почему именно к психиатру? Вреда от меня людям нету. Вот когда вы сажали меня в тюрьму - вред от меня имелся. Карев спросил: - Освежи-ка, Серегин, в моей памяти: ты ведь тогда фармазоном, кукольником был? - Кукольником. - Чисто работал. Помнится, я на тебя месяца три извел, покуда словил. - Да и не словили бы, Яков Степаныч, кабы мне эта жизнь не опостылела. Карев обиделся: - Но ты ж все-таки не явился с повинной, а поймали мы тебя! - Бдительность моя ослабла, - пояснил Серегин. - Устал я. И задумываться начал. А в нашем деле задумываться нельзя... Бабе одной, старухе деревенской, продал я куклу заместо мануфактуры, все деньги у бабы выгреб, вечером проиграл их в очко, и такая меня взяла тоска по себе... - А не врешь? - спросил Карев. - Уж больно у тебя получается форсисто. - Зачем мне нынче врать? - сказал Серегин. - Совершенно незачем. А тут еще на допросе вы попали в самую мою больную точку. У кого, спросили, воруешь, Серегин? У неимущих воруешь?.. - Что-то ты путаешь, Серегин, - сказал Карев. - Не мог я так говорить. Откуда в нашей стране неимущие? Наверное, сказал: воруешь деньги, заработанные трудом. раскололся. Я под неимущих раскололся. Это меня и проняло. Врет, подумал Карев. Жулики - народ сентиментальный, любят о себе думать красиво. Устал - это возможно, бывает, конечно, - устают. - Ну и в чем же заключается твоя религия? - спросил Карев. - Сектант ты, что ли? - Нет, - сказал Серегин. - Зачем. - Это хорошо. А то на сектантов статья, кажется, есть, не помню номера. - Объяснить вам свою религию я не могу, - сказал Серегин. - У меня нету таких слов, чтобы кто-нибудь понимал их до глубины. - Ишь ты, - сказал Карев. - Умный какой: придумал себе персональную веру. И помогает она тебе? - Помогает, Яков Степаныч. У меня от нее покой на душе. - Покой у тебя, Серегин, от твоей пенсии, а не от веры. Отыми у тебя пенсию, ты и в церковь перестанешь ходить. - А я в нее и так не хожу, Яков Степаныч. Моя вера домашняя: где я, там и она со мной. - Хорошо, - сказал Карев. - Допустим. Калган начал одолевать его. Внезапный интерес к своему давнишнему подследственному, а нынче совершенно неизвестному ему человеку разбирал Карева все острее. Да и взболтнулась в его душе вся та муть, которую он уже давно не допускал до своего сознания. - Вот ты говоришь - покой. А если тебя обидеть? Ну, например, по работе взяли бы да крепко обидели? - А я б не обиделся, - сказал Серегин. - От меня зависит. - Ты мне голову не морочь, - раздражился Карев: он теперь легко |
|
|