"Вячеслав Мешков. Это случилось на рассвете (Сб. "Фантастика-82")" - читать интересную книгу автора

или серпа!" И одновременно еще множество голосов, иные совсем неслышимые.
Кстати, то, что я назвал третьим голосом, как раз и есть отличительная
черта писателя. Ежеминутно: в радости, в горе, в печали - он прикидывает,
как все происходящее можно изобразить на бумаге. Смею уверить: не всегда
это приятно. Он может быть умным, добрым человеком, но чаще он порядочный
зануда, этот третий!
Все это бездарно описанное колокольное многоголосье звучало во мне
всего несколько мгновений. В результате в ответ на прочитанные ею стихи
("Душу родную найдешь...") я выдал нечто банально-многозначительное:
- Если есть книга - это не одиночество.
Тем временем внизу в разгаре была дружеская вечеринка. Звучала музыка,
в такт ей стучали ноги, и слегка подрагивал каркас дома. Иногда прорывался
игривый женский визг.
Разговор наш затянулся. Не буду пересказывать его весь (да в этом,
очевидно, нет нужды). Помню, она еще сказала, что утром за туалетом
увидела у себя седой волос и что очень была этим удручена. Она спросила,
отчего волосы седеют. Я доподлинно не знал ответа на этот вопрос (в мозгу
совсем некстати всплыла известная поговорка про голову и волосы). Можно
было, конечно, рассудить, что седина - это утрата пигмента...
Но вместо ответа я сам спросил:
- Где ваше тело?
Спросив, я испугался своего вопроса. Она же нисколько не была смущена.
- Оно еще долго лежало в старом шкафу, в термостате, за стеклом. По
ночам, когда все в доме засыпали, я приходила к нему. Оно было прекрасно,
мое тело, - как жаль, что я не понимала этого раньше! Я приходила к нему,
как на свидание, мне было хорошо с ним. Оно было очень близкое и родное, с
ним были связаны все мои воспоминания. Мне даже кажется, что в те недолгие
минуты я была счастлива. Впрочем, я понимала, что это не сможет длиться
бесконечно. Вы представить себе не можете, как мне было горько увидеть в
шкафу пустую полку!
Несмотря на то, что она говорила о тяжелых вещах, тон ее по-прежнему
был спокоен. Очевидно, многое уже перегорело. Помолчав, она добавила:
- Теперь, кажется, я понимаю тех, кто любит не душу, а тело любимой!
Я хотел было глубокомысленно возразить: разве можно любить отдельно
тело, отдельно душу?.. Можно либо любить, либо не любить... Но не сказал
ничего, а только вздохнул.
Между тем мы оба заметили, что за окном стало совсем темно. Внизу было
тихо: гости, очевидно, разошлись.
Мы любезно распрощались, и, нужно отметить, я - с искренней
благодарностью за беседу.
Надо ли говорить, что ночью я не мог заснуть - думал о ней. Но все это,
казалось, было объяснимо: сильное впечатление, нервное потрясение... Но и
утром, и потом днем она не Шла у меня из головы. Я не мог работать, не мог
читать... С непонятным страхом я вдруг подумал о том, что не увижу ее еще
День, два, три... Несколько раз я спускался вниз с какой-то шумовкой
(якобы по хозяйственной надобности) в надежде "случайно" встретиться с ней
- напрасно! Подойти, постучать в ее дверь не решался: что я ей скажу?
К ночи я поднялся к себе и сел за письменный стол, зная, что лишь в
работе я смог бы забыться. Но слышен был запах ее Духов, похожий на запах
цветков мать-и-мачехи, а в глазах - она сама - спокойная, со скорбным