"Вячеслав Мешков. Это случилось на рассвете (Сб. "Фантастика-82")" - читать интересную книгу автора

несложных функций ей приделали маленькие протезы - довольно послушные в
управлении гуттаперчевые ручки и ножки. Ножки, чтобы не стирались, подбиты
жестяными пластинками и потому издают при ходьбе характерные звуки. Я
слышал, что она от горя частенько выпивает, но не склонен этому верить,
принимая все за досужие сплетни. Я встречал ее несколько раз в доме и во
дворе, мы здоровались, и, хотя после приветствия она обычно отводила
взгляд, я успевал заметить, что ее глаза чисты и осмысленны, несмотря на
печаль.
Она вошла.
Помню, я машинально и как-то поспешно встал и, что оказалось совсем уж
нелепым, - предложил ей стул. Она тактично, с благодарностью отказалась,
сказав, что не устала, и, в свою очередь, попросила присесть меня,
поскольку ей так удобней со мной говорить.
- Вы позволите немного побыть у вас? - спросила она. - Я не помешаю.
Внизу много гостей, а я с некоторых пор избегаю шумных компаний. К тому же
у меня контрольная.
"Под мышкой" у нее была книга, как оказалось, учебник.
- Пожалуйста, сколько угодно, - залебезил я, совершенно не понимая
своего состояния и мысленно ругая себя. - Вы что же, учитесь?
- Да. Этим летом поступила в педагогический.
Я или произнес, или не смог скрыть во взгляде свой вопрос:
- Но как же...
- Я на заочном. Нужно было найти себе какое-то более или менее
долговременное занятие, придумать хоть какой-то смысл для существования.
Иначе жизнь становится похожей на жизнь амебы.
Я закивал понимающе.
- А чем вы занимаетесь? - спросила она.
Ее сдержанный тон с оттенком самоиронии (это качество всегда нравилось
мне в людях, хотя сейчас оно, возможно, было излишним) несколько успокоил
меня, во всяком случае, я перестал суетиться. Разговорился.
- Я пробую писать... Мой удел - постигать тайну мира, а вернее -
помогать постигать ее другим. Правда, иногда кажется, что я без малого
миллион лет уже ничего не писал, а только размышлял в одиночестве. Это
когда я устаю...
Она, по-видимому, тоже почувствовала себя свободней:
- Но ведь это хорошо для каждого человека, а для вас, наверное,
вдвойне: в одиночестве попробовать разобраться в себе и во всем...
- Сначала мне тоже так казалось. Но потом я поймал себя на мысли, что
перемываю свою душу в сотый раз. Так на космической станции сотни раз пьют
одну и ту же воду. Нет, человеку нельзя долго быть одному!
- И все-таки... Вы читали "Радости одиночества" Татибаны Акэми? "Право,
приятно, когда развернешь наугад древнюю книгу и в сочетаниях слов душу
родную найдешь..."
"Она сказала...", "Он подумал...", "Он почувствовал"... как все это
приблизительно, примитивно, пошло!" Так сказал во мне третий голос, когда
мы заговорили о душе. Первым же голосом был крик: "Боже мой! Боже мой!"
Второй пустился в наукообразные рассуждения: "Так, значит, неверно, что
душа покоится в груди, в сердце? Не правы ли древние малайцы, полагающие,
что душа в голове? Но, может быть, душа - или, скажем так: наш внутренний
мир, - вне нас, как, например, центр тяжести некоторых предметов - кольца