"Робер Мерль. Уик-энд на берегу океана " - читать интересную книгу автора

всегда так. Все время видишь людей, а потом в жизни их больше не встретишь.
Вот она война. Лица, имена мелькают перед вами все время, без остановки, а
потом навеки теряются в тумане. Порой только лицо. Порой весь человек".
Иногда Майа даже перебрасывался словом с этими людьми, называл их по имени,
знал, чем занимались они до войны, были ли счастливы с женами. Но в конце
концов все кончалось одинаково. Они исчезали. И он никогда их больше не
видел.
И, однако, иной раз он о них вспоминал. А некоторые, кого он видел
только мельком, застревали в его памяти надолго, с неправдоподобной
четкостью, как живые. Так, например, во время отступления из Арка он ехал на
грузовике, а какой-то артиллерист под яркими лучами солнца перешел им
дорогу. Был он высокий, крепкий и держал в одной руке кусок хлеба, а в
другой коробку мясных консервов, и он переходил под яркими лучами солнца
дорогу, широко улыбаясь, держа в руке коробку мясных консервов. А в
Армантьере, недели за две до того, под бомбежкой, какой-то американский
солдат пристал к Майа на улице. Вокруг падали бомбы, а он наседал на Майа,
требуя у него адрес борделя. Розовощекий, с синими глазами. Майа улыбнулся
ему: "You want a mademoiselle from Armentieres, don't you?" *
______________
* Вам требуется здешняя мадемуазель? (англ. )

И солдат тоже улыбался, но, несмотря на улыбку, вид у него был
озабоченный, испуганный. Еще сотни и сотни было других лиц, которые Майа
видел как бы в озарении молнии, и были такие, что запечатлелись в нем
навеки, а потом всплывали еще и другие, и каждый раз Майа знал, что никогда
их больше не увидит.
Он споткнулся об английское противотанковое ружье, врытое в песок. Все
дюны были усеяны этими штуковинами. Их узнавали издали по неестественно
длинному дулу, расширявшемуся к концу наподобие старинного мушкетона.
Поэтому выглядели они до смешного архаично. Майа снова подумал об
американском солдате из Армантьера, о том, с каким серьезным видом он
допытывался у него, где бордель. Вокруг рвались бомбы, армия отступала в
беспорядке, но этому американцу требовалось сейчас же, не откладывая,
заняться любовью. "Просто он - романтик", - вполголоса заметил Майа и
рассмеялся, хотя был один. Но, возможно, это в конце концов не так уж
смешно. Он увидел словно воочию серьезный и озабоченный взгляд американца.
Будто в мозгу у Майа запечатлелся моментальный снимок. И разговор-то всего
на несколько секунд. А потом конец. "Вот она война", - подумал снова Майа. В
мирное время жизнь сложна и гармонична. Встречаешь одних и тех же людей,
снова их видишь, теряешь из виду, потом снова встречаешь. Любая история
твоей жизни завязывается и развязывается гармонично, как в классических
трагедиях. А на войне все разъято, нелогично, не имеет ни продолжения, ни
связи.
Как раз позади санатория Зюдкота в тени деревьев раскинулось то, что
называли лагерем. Огромное скопление солдат без оружия, без начальства, из
самых различных соединений. Когда Майа подошел ближе, он заметил между
деревьями невысокие дымки.
- Привет!
- Привет, щучий сын! - отозвался Александр.
Александр, весельчак, бородач, суетился вокруг костра, разложенного в