"Робер Мерль. Уик-энд на берегу океана " - читать интересную книгу автора

нескольких шагах от их фургона. Рукава сорочки он засучил. И Майа уже не в
первый раз подивился его могучим мускулам.
- А где остальные?
Майа сел на свое обычное место, прислонился спиной к правому колесу
фургона. И закурил.
- Пьерсон только что был здесь, он читал свой молитвенник. Должно быть,
ушел. Сказал, что попытается раздобыть хлеба.
- А Дьери?
- Дьери? Представления не имею. Какой-то загадочный он стал, наш Дьери.
И потом, разреши тебе заметить, что ты зря до еды куришь.
Александр открыл коробку мясных консервов. Майа с улыбкой наблюдал за
ним, он знал, что Александр больше всего любит возиться с консервами. Что
верно, то верно, вскрывал он банки артистически. Он вытаскивал из кармана
перочинный нож, пробивал крышку одним ударом самого большого лезвия и
уверенным движением кисти вел нож по металлу с такой легкостью, словно по
маслу. Одним махом он вырезал без единого заусенчика почти идеальный по
форме кружок, и тот держался только на ниточке. Тогда он отгибал кружок
назад, вытряхивал содержимое банки в котелок и, не оборачиваясь, швырял
банку в ящик, специально приспособленный для этой цели и стоявший метрах в
пяти у ограды санатория. Только в редчайших случаях он промахивался. Падая
на кучу пустых банок, жестянка жалобно звенела. Этот звон нравился
Александру. Значит, опять все в порядке, думал Александр. Мясо в котелке,
пустая банка в ящике для мусора, а он, Александр, варит обед.
Александр поднял голову. Лицо у него пылало, глаза пощипывало. Не
слишком-то легко в такую жару торчать над огнем да еще глотать дым. "Если мы
задержимся здесь, непременно надо будет сложить печурку". Он вздохнул. Но
все-таки осесть им и тут не удастся. С этой сволотой - фрицами - никогда
нельзя расположиться по-хозяйски, надолго. На лбу у него выступили крупные
капли пота... Он отер его тыльной стороной руки, отцепил свою кружку,
зачерпнул из фляги вина, которое охлаждалось под фургоном, и долго, жадно
пил. Кружку он держал крепко, прохладное вино текло ему в глотку, и
металлический край кружки приятно холодил губы. Кстати, это его собственная
кружка. Он сам смастерил ее из пустой консервной банки, тщательно опилил
края, опоясал ее проволокой, а сбоку выпустил петлю на манер ручки. Входило
в нее больше полулитра ("Неплохо для кружки", - говорил аббат). А главное,
ее без страха можно было ставить на землю. Она прекрасно держалась. Не то,
что эти новые кружки, принятые во французской армии, они то и дело
опрокидываются от малейшего толчка.
Александр вытряхнул в рот последние капли, сполоснул кружку в баке с
водой, стоявшем по правую руку, и повесил кружку на внутренней створке двери
фургона. Там ей и положено было висеть. Она болталась на гвозде рядом с
кружками остальных парней (только у одного Майа кружки не было), под
котелками, кастрюлями, пустыми бидонами, которыми Александр сразу же по
приходе сюда разжился в санатории. В самом низу красовалась ручка от лопаты,
которую Александр обточил в форме ложки, чтобы мешать консервы. Когда он
занимался стряпней, он широко открывал дверцы фургона так, чтобы, протянув
руку, можно было взять любой необходимый предмет. Продукты он прятал в ящик
и запирал его на висячий замок, ящик этот, вообще-то предназначавшийся для
медикаментов, стоял на полу фургона. Александр пальцем вытер глаза и стал
поглаживать себе поясницу. Все-таки утомительно, особенно на такой жаре,