"Робер Мерль. За стеклом (роман)" - читать интересную книгу автора

исповедником, его участие в церемонии, как ни странно, показалось неуместным
префекту полиции Второй империи. "Я не нахожу в документах, - писал он мэру
города, - никаких указаний, которые могли бы оправдать вмешательство
священнослужителя в обсуждение вопроса". На следующий год аббат остался
дома, так что первая Роза Невинности, не освященная церковью, была избрана в
Нантере еще до установления Третьей республики.
Полвека пронеслось над Нантером, не нарушая его девственного
спокойствия. С момента установления Третьей республики и до зари XX века
население увеличилось всего на несколько тысяч душ. Симпатичный городок с
извилистыми улочками, теснившимися вокруг мэрии в стиле рококо, Нантер в
1900 году был окружен бескрайними полями, среди которых были разбросаны
редкие деревни и фермы. Одна из таких деревушек - Лафоли - едва
насчитывала десяток лачуг.
Приобретенные муниципалитетом или ставшие предметом спекуляции пашни и
луга вокруг Нантера мало-помалу пришли в упадок. Между годом, когда землю
перестают обрабатывать и годом, когда она начинает "застраиваться", ее
поражает обычно долгая и коварная болезнь запустения. Земля, заброшенная
человеком, никем и ничем не занятая, превращается в нечто отвратительное --
в пустырь. С уходом последних огородников землю окончательно перестали
возделывать и вокруг старинного городка простерлась пустыня в тысячу
гектаров. Ею завладели сорняки, нечистоты, свалки, каркасы вышедших из строя
машин и сарайчики последних садоводов. Эта "зона" уродовала Нантер. Пустоши,
заброшенные участки, где присутствие человека выдавали только едва
возвышавшиеся над землей деревянные развалюхи, утопавшие зимой в грязи, --
весь этот обширный район был безотраден, как чистилище. Автомобилист
пересекал его не останавливаясь, не глядя по сторонам, торопясь достичь
счастливой гавани: Шату или Левезине - на западе, Рюэй-Мальмезон - на юге.
Пустыня Нантера, однако, таила соблазн для машиностроения и
металлургии, жаждавших расположиться со всеми удобствами и не слишком далеко
от делового центра. В период между двумя войнами они воздвигли свои
кирпичные строения на обширных просторах вдоль берегов делавшей здесь петлю
Сены, которая служила транспортной артерией, напротив трех островов - Шату,
Флери и Сен-Мартен, - фактически соединенных наносами в один.
Внедрение промышленности продолжалось здесь и после второй мировой
войны. Париж в это время прорвал свои границы и начал захватывать на
востоке, за Нейи, дальние пригороды.
Столица испытывала огромную нужду в административных помещениях. Она
перешагнула Сену, колонизовала другой берег. Там вознесла она пятнадцати- и
двадцатиэтажные здания, в которых крупные компании разместили своих
первосвященников, писцов и священные машины - машины говорящие, пишущие,
фотокопировальные, счетные, думающие, приказывающие. Едва опускаются
сумерки, над мостом Нейи на темном небе вспыхивают бесчисленные квадраты
окон, и все они светятся, ни одно не затемнено. Ибо в этих аскетических
кельях никто не спит и никто не ищет уединения.
Столица пожирала пространство все дальше и дальше на запад. Она была
ненасытна: ей нужны были пути сообщения, автострада, развязки, стоянки для
автомашин, исполинский выставочный павильон. На другой берег Сены была
переброшена, как гигантское предмостное укрепление, площадь Ладефанс.
Наступление продолжалось. Заводы Пюто и Курбевуа отступили под давлением
этого нашествия на ближайшие свободные гектары - в Нантер. Они заняли часть