"Андрей Меркулов. В путь за косым дождем " - читать интересную книгу автора

вступает в ночь, впереди черно-синяя темнота вселенной со звездами, а
позади, где остался закат, непривычное, какое-то зеленоватое планетное небо,
подпаленное с края багрово-дымной полосой...
Видишь небо, но этого мало, потому что не испытал борьбы с ним. В
писательском деле не обязательно все испытать самому, главное - уметь
представить, и для того чтобы писать о телеграфной линии, не нужно
становиться столбом. Чтобы избежать ошибок, советуешься с летчиками - друзья
не дадут соврать. И все же, когда берешься за любимую тему, не можешь
избавиться от острого чувства неполноценности. Я пишу о тех островах, где не
был, правда, по рассказам единственных, кто там был... Когда я думаю о своем
положении, мне вспоминается не очень выгодный для автора образ. На кораблях
есть прекрасный способ стирать матросские штаны - их просто бросают за
кормой на веревке, и они бегут за кораблем, напрасно пытаясь догнать. И вот
однажды в океане была ночь, полная фосфоресцирующего блеска, и штаны за
кормой засветились волшебным пламенем. Они переливались дивным блеском, но
все так же миля за милей бежали за кораблем в тщетной надежде его догнать. Я
утешаю себя тем, что по крайней мере от этого становишься чище.
Обычно бывает так, что писатель не может летать, а летчик, если и
пишет, - только мемуары, в Которых по скромности слишком мало говорит о
своих ощущениях. Запоминающихся книг об авиации - наперечет. Таких, как
книги Джимми Коллинза, Сент-Экзюпери, Олдриджа, Роже ле Сажа, книги Галлая,
Шелеста, Бриджмена, Эвереста, или такой, какой могла быть книга Юрия
Гарнаева. Но писать о летчиках надо. Богатая, как сказка, история авиации
проходит на наших глазах. И время от времени уходят живые люди. Каждый из
них, каждый из тех, кого я знаю, достоин книги и правды, такой же высокой,
как небо, в котором они летают.

* * *

Есть самый лучший кинематограф - кинематограф жизни.
Душа разведчика всегда загадочна, как каждая человеческая душа. Но одно
я знаю твердо: в ней не может быть пессимизма. Иначе ничего не откроешь,
кроме того, что в тебе самом лежит дохлая кошка.
Когда мы делали фильм "Цель его жизни", нам важно было понять: как
испытатели относятся к своей профессии, которая, по их собственному
выражению, "не всегда ведет к долголетию".
Спрашивать об этом трудно. Гораздо реже, чем принято думать, человек
склонен говорить, тем более журналисту, о том, что считает действительно для
себя важным в своем характере; говорить не общими словами, а так, чтобы
передать себя. Этого не говорят потому, что боятся увидеть в слишком
упрощенном виде то, что тебе дорого.
Но по мере того как наша работа над фильмом шла, летчики все больше
проявляли к нам интерес.
И тогда я спросил у Юрия Гарнаева, испытателя, у которого за плечами
было уже немало серьезных дел, не считает ли он, что летчик, подобно игроку,
отравлен желанием испытывать судьбу на поле риска.
- Игрок тешит сам себя, - сказал Гарнаев. - А мы работаем. Для нас это
значит жить. Жить во что бы то ни стало! Это делает твою волю напряженной и
острой. Ты начинаешь соображать быстрей, чем это кажется возможным. Не
думаешь о смерти. Не веришь в нее. До самой последней секунды. И ты будешь