"Андрей Меркулов. В путь за косым дождем " - читать интересную книгу автора

Франция знала его еще только как бойца с огнем, летчика, о каждом
полете которого писали газеты. Ему посвятили последнее слово французское
правительство, ЦК Компартии Франции, но они еще не знали, как близок он был
к тому пилоту, имя которого означает гордость их страны и нашего века, и как
близок он был к тому фантасту, чье имя восхищает всех, кто сейчас уходит в
космос или в глубины океана: Гарна ев вырос на книгах Жюля Верна и гордился
тем, что взлетает с того же аэродрома, с которого взлетал Экзюпери, и он
разыскал на этом аэродроме тех, кто еще помнил о последних полетах
"Сент-Экса".
Я разбираю сейчас все, что он мне оставил, - заметки, письма, дневник
прошлогоднего полета над Европой, первые главы его воспоминаний, журналы и
фотографии с его надписью... Вот "Советский воин" с первым очерком о нем и
другой, более поздний номер, с его стихами и такой солнечной, неповторимой
фотографией: он идет по опушке, по колено в траве, сразу после приземления,
в руках каска, комбинезон расстегнут, он, улыбаясь, глядит на солнце, на
мир, который его встретил, на небо, откуда он только что опять вернулся. Вот
он другой, более суровый, в шлеме, с обложки "Огонька", или из польского
журнала, где даны, также снимки испытания отстрела лопастей вертолета. Вот
он в Париже, вместе с Гагариным, они дружили...
И только теперь стало видно, как много людей его знало и сколько таких,
кто с первой встречи не мог забыть его обаяния.
В 1967 году в Каире он передавал Египту гражданские вертолеты и обучал
арабских летчиков пилотировать их. Здесь же, в Каире, он встретился с
Леонидом Ждановым, который ставил "Бахчисарайский фонтан". Их сразу сблизило
родство в характере. Жданов тоже романтик "второго дыхания": уходя со сцены,
он стал одним из лучших мастеров художественной фотографии. И первое, что я
услышал от Леонида, когда он вернулся, - вдохновенные слова о Юре Гарнаеве.
По запутанным коридорам издательства "Молодая гвардия" Гарнаев прошел
как живой ветер с аэродрома. Он приезжал сюда в перерывах между двумя
полетами, пока снова готовили его машину, рассказывал, как вертолет в три
минуты берет двенадцать тонн воды, как его уже покрасили в ярко-красный цвет
и это очень красиво в воздухе, - и снова уезжал на аэродром, а в
редакционных комнатах как бы оставался такой же след, какой мы видим с земли
в высоком небе.
Однажды меня спросили: а не обидятся ли другие летчики, что в этой
книге так много о Гарнаеве? Я рассказал об этом Щербакову, и он ответил
сразу: "Скажи им, что для всей нашей летной комнаты, и для молодых в
особенности, Гарнаев - образец противоборства с судьбой и человек фанатичной
преданности самолетам".
Его ученики, молодые испытатели, приняли гроб с его прахом,
доставленный с французской земли на одном из испытанных им же гражданских
самолетов. Иначе и быть не могло - все, на чем летаем мы, пассажиры,
проходило через его руки. В последний раз Гарнаев пролетал знакомым путем к
городу, где он жил и так много работал. И говорили о нем так, будто он мог
еще услышать, - как о живом. "Мы прилетели днем, - рассказывал Олег
Гудков. - Низко прошли над площадью, качнули крыльями, и все поняли, что мы
его привезли. И до ночи нельзя было остановить поток пришедших проститься с
ним в Дом культуры, где еще совсем недавно он выступал в пьесе Чехова..."
Потом были похороны в Москве, прощание в авиационном клубе, космонавты
у гроба, дорога на кладбище, вечером встреча друзей, посвященная его памяти,