"Андрей Меркулов. В путь за косым дождем " - читать интересную книгу автора

встречи с новым облаком казалось, что за ним вдруг встанет прямо по курсу
твердая и беспощадная скала...
Когда полет сквозь облачные горы кончился, командир взглянул на меня. Я
заметил, что он доволен вдвойне: оттого, что показал свое небо писателю, и
оттого, что сам был снова захвачен этой вечной игрой с тем, что его окружает
в воздухе. Я подумал: как жаль, что глаза моряков, пилотов, охотников и
ученых не обладают свойством кинематографа, сами глаза, а не аппарат,
который надо настраивать часто не в лучший момент! Мы могли бы тогда хранить
великолепные коллекции красоты - того, что очищает душу и делает нас выше и
проще. В суматохе больших городов мы стали меньше думать о живой природе. Но
она где-то очень глубоко в нас. Потеря чувства природы похожа на потерю
зрения. Но мы вернемся к ней, к природе. Иначе мы станем хуже видеть самих
себя.
Разведчики призрачных островов, вы счастливые люди. Открывая новое в
мире, вы первыми вступите на новые тропы, которых на самой земле еще так
много, ведь только скептики думают, что почти все дороги исхожены до
конца... Наполняясь этим неведомым, доступным еще не всем, еще не
захватанным снисходительным любопытством бывалых экскурсантов, вы станете
выше и таинственнее нас. Ведь острое ощущение природы дано для того, чтобы
сильнее любить землю.
У летчиков, хотя они мало говорят о своих чувствах, это ощущение бывает
развито особенно остро. Быть может, оттого, что им доступна красота всех
стихий. Лишенные облаков, они тоскуют, как моряк, забытый на берегу и вдруг
почувствовавший всю силу привычки к превратностям моря и к своему нелегкому
труду.

* * *

Клещинский тоже был из тех, кто одержим облаками.
Клещинский тоже был испытателем.
Но такого слова еще не было. Тогда каждый, кто отправлялся в перелет,
испытывал себя и машину. То было славное время, бурное детство авиации,
промчавшееся на полотняных крыльях, на самолетах, которые окрестили
"летающими этажерками". Теперь "этажерки" сданы в музей, а полотняные
крылья - точнее, перкалевые - возят почту на короткие расстояния.
Детство было таким же опасным, как и зрелость. Разница в том, что тогда
авиация была редкостью, а теперь к ней привыкли, и летчик на дальних линиях
стал воздупшым шофером.
В Москве, на улице Радио, есть музей Жуковского. Там можно увидеть
вещи, которые трогают сердце. Там висят трепетные крылья Лилиенталя из
тонких планок и шелка. Там есть примечательный снимок тех времен - первый
перелет на планере через Москву-реку. Его совершил молодой член кружка
любителей воздухоплавания, основанного Жуковским, - Андрей Николаевич
Туполев. Ровесник русской авиации, он стоял у ее колыбели, и сейчас, в дни
ее зрелости, создав такую машину, как турбовинтовая ТУ-114, он в пределах
жизни одного своего поколения определил границы целой эпохи воздухоплавания
от шатких аэропланов, боящихся ветра, до беспосадочного перелета Москва -
Нью-Йорк.
Но тогда перелеты были намного скромнее, хотя встречали авиаторов с не
меньшим энтузиазмом. А жила авиация бедно. Те же газеты писали, что при