"Проспер Мериме. Локис (Новеллы)" - читать интересную книгу автора

любезностью поспешил переменить тему разговора.
- Так что вы знакомы с панной Юлькой? - спросил он.
- Я имел честь быть ей представленным.
- Что вы о ней думаете? Говорите откровенно.
- Чрезвычайно милая барышня.
- Вы говорите это из любезности.
- Очень хорошенькая.
- Гм...
- Ну конечно! Какие у нее чудесные глаза!
- Н-да!..
- И кожа необыкновенной белизны!.. Я вспоминаю персидскую газель (*17),
где влюбленный воспевает нежную кожу своей возлюбленной. "Когда она пьет
красное вино, - говорит он, - видно, как оно струится в ее горле". Когда я
смотрел на панну Ивинскую, мне пришли на память эти стихи.
- Может быть, панна Юлька и представляет собою подобный феномен, но я
не слишком уверен, есть ли у нее кровь в жилах... У нее нет сердца!.. Она
бела как снег - и как снег холодна!
Он встал и молча принялся ходить по комнате - как мне показалось, для
того, чтобы скрыть свое волнение. Вдруг он остановился.
- Простите, - сказал он, - мы говорили, кажется, о народной поэзии...
- Совершенно верно, граф.
- Нужно согласиться все-таки, что она очень мило перевела Мицкевича...
"Резва, как кошка... бела, как сметана... блестят звездами очи..." Это ее
собственный портрет. Вы согласны?
- Вполне согласен, господин граф.
- Что же касается до этой проделки... совершенно неуместной,
разумеется... то ведь бедная девочка ужасно скучает у своей старой тетки.
Она живет, как в монастыре.
- В Вильне она выезжала в свет. Я видел ее на полковом балу.
- Да, молодые офицеры - вот для нее подходящее общество. Посмеяться с
одним, позлословить с другим, кокетничать со всеми... Не угодно ли вам
посмотреть библиотеку моего отца, господин профессор?
Я последовал за ним в большую галерею, где находилось много книг в
прекрасных переплетах; но, судя по пыли, покрывшей их обрезы, открывались
они редко. Можете судить о моем восторге, когда одним из первых томов,
вынутых мною из шкафа, оказался "Catechismus Samogiticus". Я не мог
сдержаться и испустил радостный крик. Вероятно, на нас действует какая-то
таинственная сила притяжения, которую мы сами не сознаем... Граф взял
книгу, небрежно перелистал ее и надписал на переднем чистом листе:
"Господину профессору Виттенбаху от Михаила Шемета", Не могу выразить
словами, как я был восхищен и тронут подарком; я мысленно дал обещание,
что после моей смерти драгоценная книга эта послужит украшением библиотеки
университета, где я обучался.
- Смотрите на эту библиотеку как на ваш рабочий кабинет, - сказал мне
граф, - здесь вам никто не будет мешать.



3